Древнегрузинская церковная литература
 [христианский Восток]

Лирический жанр

Лирический жанр церковной литературы данного периода представлен в гимнографической поэзии. Началась она здесь не позже VII века, судя по некоторым данным терминологического характера. Особое развитие в церковной поэзии получила т. н. поэзия ямбическая. Отличительным признаком грузинской ямбической поэзии является: 1) строфа состоит по преимуществу, за редким исключением, из пяти строк; 2) каждая строка состоит из 12 слогов, делящихся цезурою на две части: в первой пять, во второй семь слогов; 3) акростих, исчерпывающий все буквы алфавита подряд, или же своеобразной комбинациею букв,— не только в начале, но и в середине и конце строки,— указывающий имя автора, нередко и содержание гимна, доведен до такой виртуозности, что в переводных гимнах очень часто удерживаются целые фразы и предложения на греческом языке. 4) Рифма в этого рода поэзии не обязательна, да ее и нет, по крайней мере, на первых порах развития этой поэзии.
В начале грузинская гимнография давала материалы переводного характера: переводили с греческого языка все, что было выработано здесь богослужебной и песнотворческой практикой; так что уже к VIII веку в грузинском переводе имеются все те гимнографические сборники, которые сделались неизменной частью христианского богослужения. С VIII века, с первыми проблесками национально-политического самосознания, начинается и оригинальная гимнография. Первым, известным в настоящее время, представителем ее является автор высокохудожественного сочинения, отразившего в себе последовательный спад арабской агрессии в Грузии, Иоанн Сабанидзе, который описал мученичество стойкого страдальца за свои религиозные убеждения, огрузизинившегося араба Або; четвертая глава этого сочинения, носит название "Похвала", является настоящим панегириком, одой в честь страдальца, написанной с большим подъемом. В ней автор, выявляя величие подвига Або, подчеркивает особое значение его для грузин тогдашнего времени. Мученический подвиг Або послужил сюжетом для вдохновенных гимнов и многих других песнопевцев, в особенности в IX веке.
Кульминационного пункта своего развития оригинальная грузинская гимнография достигает в Х веке: в Тао-Кларджетской литературной среде появляется целый ряд выдающихся гимнографов, которые составляют глубокомысленные, высокопоэтические песнопения в честь не только национальных "святых" и праздников, но и т. н. "Вселенских", таковы: Зосим, Иоанн Минчхи, Иоанн Мтбевари, Стефан Чкондиди, в особенности же Михаил Модрекили, в своем известном "Стихираре" давший настоящую Антологию грузинской церковной поэзии. Под напором этих гимнографов грузинская литургическая поэзия стала на путь полной сепарации и национального обособления от греческих поэтов, поскольку она даже в греческие гимнографические сборники вкладывает свое собственное, грузинское содержание.
Особенно примечательно, что с Х века грузинская церковная поэзия начинает воспринимать ритмические и метрические элементы. С этой стороны внимание обращает на себя оригинальное сочинение некоего Филиппа, приблизительно второй половины Х века; это — песнопение в честь Богородицы и вифлеемского вертепа. В песнопении, состоящем из 13 строк, без деления на строфы, мы имеем рифмованное стихотворение с бедной, односложной рифмой; оно написано 16-сложным размером грузинской светской поэзии и снабжено акростихом, гласящим: "Филипп-Вифлеем". Это стихотворение является переходным мостом от духовной поэзии к светской, ибо в нем впервые использован 16-сложный силлабо-тонический стих, господствующий в светской поэзии последующих веков. Вообще, как показывают разыскания последнего времени древнегрузинская светская поэзия многим обязана духовной.

Второй период. Литература феодального расцвета

Второй период истории древнегрузинской литературы совпадает с эпохой феодального расцвета, обнимающей собою время с конца десятого века до половины XIII столетия. Это — период литературного классицизма, подготовленного всею предшествовавшею жизнью Грузии. К концу девятого века, благодаря постепенному ослаблению византийцев и арабов вследствие взаимного соперничества, на территории Грузии мы замечаем оформление пяти полунезависимых политических единиц: Кларджетского "грузинского" царства, Таойского куропалатства, Тбилисского арабского эмирата, Кахетинского княжества и Абхазского царства, к Х в. вполне колонизированного грузинами и принимающего деятельное участие в обще-грузинском культурно-политическом строительстве. С Х в. начинается процесс объединения этих единиц,завершившийся в первой четверти XII в., при Давиде Возобновителе, образованием могущественной феодальной монархии, к голосу которой внимательно прислушиваются в международной политике передней Азии. 0бразованию этой монархии содействовали мелкопоместное дворянство и близко, сравнительно, к нему стоявшее крестьянство, мечтавшее централизованной властью несколько ослабить иго зависимости от крупных, родовитых феодалов; далее — Церковь, принципиальная сторонница монархии, в особенности же развитие к этому времени торговли, не мирящейся на своем пути с областно-политическими границами и таможенными рогатками. При условии сравнительной неприкосновенности своих привилегий, в поддержании этой монархии заинтересованы были даже крупные землевладельцы, которые в ней видели орган, объединявший их для борьбы с внешними врагами.
Образование могущественной монархии отразилось благодетельным образом на развитии народного хозяйства: упорядоченное внутри, считавшее себя в безопасности извне, государство создает все условия для развития экономической жизни. Наблюдается рост торговли, чему способствует, главным образом, восстановление торгового тракта по Риону и Куре; итальянские города, стремящиеся завязать торговые связи с центральной Азией и Индией, раньше всех осознали всю выгоду и преимущества этого тракта. Гигантскими шагами идет вперед развитие городской и ремесленной жизни. Вследствие перманентных победоносных войн с соседями происходит наплыв военной добычи и регулярных военных налогов, сумма коих доходила до 75 миллионов дирхем (20—25 коп.) ежегодно. Но при всем том доминирующую роль в народном хозяйстве играло земледелие; землевладение и земледелие были главной базой, на которой покоилась феодальная структура общества.
Социальная дифференциация, сравнительно с предшествующим периодом, глубоко пустила корни. К светскому и духовному крылу феодального класса прибавляется круг торговых людей, которые начинают приобретать заметное влияние в государственной жизни, хотя сформироваться в особый класс пока еще не могут. Церковь вступает в зенит славы и могущества, до того, что первого государственного визиря, без которого не решалось ни одно более или менее важное дело, выставляет она из своих рядов. В целях охраны своего иммунитета она нередко вступает в конфликт с государственной властью. В процессе образования монархии, в условиях борьбы за ее укрепление и защиту, на первый план выдвигаются светские феодальные круги, которые забирают в свои руки гегемонию жизни, духовенство же отодвигают на сравнительно скромное, приличествующее ему место.
Благодаря развитию и осложнению социально-экономической и политической жизни, грузинский феодализм данного периода вступает в новую фазу своего развития, известную под именем "патроната" (в церковной сфере —т.н. харистикарной системы) . Патронат обнимает все стороны социальной и политической жизни. На основе служения клиента своему патрону формируется рыцарство с корпоративным этикетом и сословными традициями.
Установление монархии, поднятие политической жизни на небывалую высоту вызвали бурный, необычайный подъем культурно-литературной жизни, так что настоящий период в истории Грузии справедливо можно назвать "классическим" или, выражаясь образно, "золотым". Показателем высоты культурного подъема может служить, между прочим, и то обстоятельство, что грузины данного периода смело противопоставляют себя историческим своим учителям византийцам, провозглашая устами одного своего писателя: Евфимий и Георгий Афонские своими литературными трудами "нас, которых эллины раньше, но причине якобы невежества и необразованности называли варварами, уравняли с ними". Говоря о причинах, обуславливавших необычайный расцвет образованности и культурно-литературной жизни за этот период, надо конкретно отметить меценатство, которое отличало некоторых монархов этого времени. Достаточно вспомнить в этом отношении Давида Возобновителя, который сам принимал непосредственное участие в литературе, считался авторитетом в области астрономии и других наук, собирал у себя во дворце поэтов и писателей, не только грузинских, но и мусульманских, которым выстроил специальный дом и назначил пенсию, выписывал из заграницы подвизавшихся там образованных грузин и всячески поощрял их в научно-литературных занятиях. Все это в высшей мере отличало царицу Тамару, двор которой был настоящим прибежищем для поэтов, ученых и писателей; она не только в Грузии покровительствовала научно-просветительным учреждениям, но посылала щедрые дары и заграничным литературно-книжным центрам.
Покровительство образованности и культуре проявлялось, между прочим, в создании и поддерживании просветительно-культурных центров и учреждений. Давид Возобновитель, отправивший в Византию для получения образования 40 юношей, положил основание Гелатской Академии, которая, по его мысли, должна была стать "вторыми Афинами". За Гелатской Академией последовала такая же Академия в Икалто и, как будто, в Греми. Кроме того, страна покрылась целой сетью начальных и средних школ, приютившихся, между прочим, при дворе высших духовных и светских сановников; руководство ими поручено было специальному визирю. Громадную роль в деле развития образованности и литературы играли заграничные грузинские обители, которые являлись не столько культовыми учреждениями, сколько просветительными. Таковы: Афоно-Иверская, Черногорская (в Сирии), Крестная (в Палестине) и Петрицонийская (на Балканах); при последней создана была, на византийский манер, семинария, в которой преподавание велось исключительно на грузинском языке.
Бурному росту наук, искусств и литературы способствовало в особенности положение Грузии на стыке двух мировых культур того времени: западной, византийско-христианской, и восточной, ирано-мусульманской. Еще в Х веке в Византии обнаруживается сильное культурно-просветительное движение, которое в XI веке, благодаря Магнаврской Академии и ее славным профессорам, приняло характер своеобразного Ренессанса. Это движение, выступившее из пределов собственно Византийской империи, вовлекло в свой водоворот и т.н. "варваров". Живые, деятельные силы варваров, как с запада, так и с востока, стремятся в Византию и здесь приобщаются "эллинской" культуры, внося в нее и собственную лепту. От этого всеобщего движения не могла, конечно, отстать и Грузия, в которой начался период увлечения византинизмом, т.н. ультра-византийский поток. О размерах этого увлечения и характере его мы будем говорить несколько ниже, при обзоре церковной письменности этого периода, питавшейся, главным образом, византийскими источниками.
Другим ферментом грузинской культуры классического периода, после византинизма, является арабско-иранский мусульманский ориентализм. Пятивековое господство арабов, закончившееся к первой четверти XII века, не могло, конечно, пройти бесследно в судьбах грузинской культуры. Поскольку арабы явились в истории хранителями и передатчиками средневековью античной философии, активными деятелями в некоторых отраслях науки и знания, каковы: математика, медицина, астрономия и история, они должны были сыграть и действительно сыграли положительную роль в развитии и грузинской культуры. На смену арабско-мусульманскому влиянию в Грузии является влияние ново-иранской мусульманской культуры, которая проникает в Грузию с Х века. Этому способствуют помимо географической близости, сложные политические взаимоотношения, узлы которых завязываются во всяком случае, с начала XI века. С этого времени знакомство с иранским языком и с иранской литературой и культурой в Грузии приобретает широкие размеры. Влияние Ирана особенно усиливается с XII пока, благодаря двум провинциям, представлявшим собою средоточие иранской культуры и литературы; имеются в виду примыкавшие к Грузии с востока и юга Ширван и Азербайджан, из коих первая, связав свою судьбу с Грузией при Давиде Возобновителе, целых два столетия оставалась в вассальной зависимости от последней. При дворе ширванских шахов проживали знаменитые иранско-азербайджанские поэты Хакани (ум. в 1199 г.) и Низами Гянджеви (ум. в 1202 г.), из них первый, Хакани, в одной из своих од, написанной в 1172 году, говорит: "врата Абхазии (Грузии) отверсты, я отправлюсь в Начармагеви и Мухрани, среди Багратионов найду убежище и приют".Другой, Низами, нужно полагать, непосредственно знал Грузию и грузинских поэтов, ибо покровительствовавший ему ширванский шах Агсартан II два раза приезжал в Грузию, причем раз, во время торжественного приема, устроены были литературные турниры между грузинскими и сопровождавшими его в свите иранскими поэтами. Нет оснований думать, что из этой свиты исключен был такой выдающийся писатель, как Низами. Благодаря всему этому, Грузию залила волна иранских литературных течений, находивших восторженный прием в особенности среди светской части феодальной общественности. Выдающиеся классики ирано-язычной поэзии: Фирдоуси, Гургани, Хакани, Низами и др., уже с XI—XII веков цитируются в памятниках грузинской литературы, изящной и исторической, а некоторые и переводятся. Сильно даст знать о себе в то же время известное под именем суфизма философское направление, которое, с его культом "вина и любви", сказывалось в жизни даже царственных особ, как, напр., Георгия, сына царицы Тамары.
Благодаря всем указанным явлениям, во втором периоде Грузии, рядом с церковной литературой, зарождается и развивается светская художественная литература. Каковы, конкретнее, причины, вызвавшие появление этой литературы? Светская литература использовала все литературно-композиционные приемы и элементы агиографической беллетристики и церковной гимнографии. Духовный герой агиографии перерождается в "светского героя" художественного рассказа и лирики.
Это явление стало возможным на базе:
1) Резко выявившихся сословных противоречий, имевших место в феодальной монархии. В этой монархии церковь, как государственный институт, при всей своей силе и мощи, вынуждена уступить руководящую роль, какую она приобрела в первом периоде, светской государственной власти. В государстве выдвигаютсясветские феодальные элементы с их нуждами, потребностями и интересами, ищущими художественного оформления в литературе соответствующего стиля.
2) Всего культурно-литературного наследства, полученного от предшествовавшего периода и оплодотворенного теперь философской струею византийского неоплатонизма и персидского суфизма.
3) Политической и экономической мощи данного периода.Окрепшая политически и вздохнувшая свободно от внешних врагов и внешнихнеурядиц, Грузия, пожинавшая плоды развивавшегося народного хозяйства и победоносных войн, усилилась экономически. Этовызвало оптимистическое настроение в соответствующих, прежде всего светских, кругах феодальной общественности и ослабило пессимистично-аскетическое направление жизни, порожденное в предыдущем политической и экономической эксплуатацией страны. Внимание и взоры этих кругов с небесных, потусторонних высот спустились на землю, где усмотрены были красота, ценность и идеал, достойный человека.
4) Создавшейся рыцарской обстановки; культивирование героических, богатырских и любовно-романтических мотивов, насыщающих вновь возникшую светскую литературу, возможно было только в условиях феодально-рыцарской общественности.
5) Наличия блестящего монархического двора. Монархический двор стал главным центром светской литературной жизни; здесь, при дворе сосредоточены были руководители и носители той идеологии, торжественное оформление которой дано было в светской литературе; здесь находили приют и все необходимое для себя литературные силы рассматриваемой эпохи. Благодаря всему этому, светская литератураэтого периода приобретает придворный, дворцовый характер, успех и процветание ее находится в зависимости от блеска и благополучия двора и дворцовой жизни.
Вот та база, те условия, вне которых нельзя было ожидать появления светской литературы. Но всего этого было недостаточно: светская литература Грузии не могла зародиться вне того влияния, какое оказывала на нее возродившаяся с Х в. новоперсидская поэзия. Персидское влияние нужно расценивать как фактор, действие которого было обусловлено не только и не столько географической близостью, сколько родством и близостью классовой психо-идеологии грузино-персидского феодального общества.
Грузинская светская литература раньше Х в., когда еще не было ни соответствующей социально-экономической базы, ни фактора в виде ново-персидской литературы, не могла начаться. В Х—XI веках, когда еще не было ни достаточно прочной базы, ни остро выявленного фактора, господство и преобладание принадлежит духовной литературе, но это не исключает существования в то время светской литературы.
Правда, древнейшие (из сохранившихся) памятники светской литературы, — Висрамиани и Амиран-Дареджаниани,— до XII в. не могли появиться, но они представляют уже вторую ступень в истории развития светской литературы, т.н. рыцарскую, первая же ее ступень дана в XI в. в виде феодально-эпической литературы. В XI в., в процессе "становления" феодальной монархии, начинается литературная обработка древних легендарных сказаний о тех или иных исторических или мифических лицах; эта обработка дана в "Жизни царей" Леонтия Мровели, которая, представляя из себя опыт обработки на феодальный лад легендарных "геройских деяний" этих лиц, может быть названа своего рода Ерорёе гоуа1е Грузии. В ней изображена феодальная эпоха, непосредственно предшествующая рыцарской, романтическому элементу там еще нет места; готовность положить голову за родину, борьба с ее врагами, преданность сюзерену, чувство дружбы и воинской чести, вот отличительные свойства героев этой эпопеи. С XII в., когда государство становится на путь абсолютизма и формируется рыцарский институт, появляется уже рыцарский эпос, в котором, наряду с идеей защиты слабых и угнетенных, без различия национальности, рыцарская куртуазность, женщина и любовь к ней являются главным стимулом богатырства и источником геройских деяний. Итак, литература настоящего периода распадается на духовную и светскую; переходим к обзору той и другой.

Церковная литература

Церковная литература дает памятники переводные и оригинальные. Переводная литература задалась целью исчерпать все богатство византийской письменности; этого требовало развившееся вместе с политической и экономической мощью национальное самосознание народа, которое критерием культурности считало точное воспроизведение византинизма во всех его видах. Желая показать, что они способны воспринять на своем языке культурно-литературные достижения Византии, грузины устами одного своего деятеля на Синае, Иоанна (в конце Х века) провозгласили своеобразную теорию не только равноценности своего языка с греческим, но и превосходства его перед последним. " Грузинский и греческий языки", говорит Иоанн, "что — две дружественные между собою, как Марфа и Мария, сестры. На грузинском языке может быть соблюдена всякая тайна; он сохранен будет до дня второго пришествия Господня, дабы на нем судить тогда народы". Желание культурно уподобиться Византии было так сильно, что началась переоценка и ревизия всей прошлой литературной жизни, причем отметаются все следы, напоминающие связь с восточной литературой, в особенности с армянской, предпринимается сверка существовавших переводов с греческим оригиналом или же просто новый перевод давно уже переведенных сочинений. В деле сближения с греческой литературой первый шаг сделала афонская литературная школа в лице ее первых представителей Евфимия и Георгия. Кое-какие рецидивы прошлого, усматривавшиеся в их переводческой деятельности, взялась ликвидировать Черногорская (близ Антиохии) литературная школа в лице Ефрема Мцире. Докончила это дело петрицонийская школа (Иоанн н его ученики), благодаря которой в грузинской жизни и литературе утвердилось ультра-византийское направление.
Переводы делаются во всех областях богословской письменности: канонизуется, в качестве вульгаты, новозаветный библейский текст Георгия Афонского; переводятся видные экзегетические произведения (напр., утерянное в греческом подлиннике "Толкование на Экклезиаста" Митрофана Смирнского), давшие материал для таких работ, как выдающиеся "Катены" Иоанна Петрици и Ефрема Мцире; происходит кодификация догматико-полемических работ знаменитых представителей византийского богословия в "Догматиконе" Арсения Икалтоели; закладываются основы грузинской юридической литературы переводом великого "Номоканона" патриарха Фотия; под пером деятелей Афонской школы пересматривается состав и редакция литургической литературы, причем санкцию получают переводы Георгия; появляются новые сборники гомилетических трудов, вызвавших оригинальные проповеди Иоанна Болнели (X—XI в.) этого грузинского "Златоуста" своего времени.
Наряду с отдельными отраслями чисто богословской письменности теперь закладываются основы философской литературы, по преимуществу религиозной. В основу грузинской философской литературы кладется игравшее в средние века видную роль сочинение Иоанна Дамаскина "Источник знания"; оно три раза переводилось на грузинский язык: Евфимием Афонским переведена была часть его,— "Точное изложение православной веры", и то в сокращенном виде; второй раз его перевел Ефрем Мцире в составе двух частей: "Диалектики" и "Точного изложения"; третий раз переводит его в том же составе Арсений Икалтоели. Перевод сделан был, как говорит Ефрем Мцире, с той целью, чтобы, вооружившись им, "сыны церкви могли противостоять внешним философам и сразить их собственной их стрелой". Наблюдается особая борьба аристотелизма с платонизмом, причем дано и стремление к примирению или "симфонии" в виде неоплатонизма. Неоплатонизм разорвал сковывавшие грузинскую мысль схоластические цепи и обеспечил грузинам культурное общение с восточно-мусульманским миром (Н. Марр). Пересаженная на грузинскую почву Ефремом Мцире неоплатоническая философия стала родным детищем грузинской культурной жизни благодаря основоположника петрицонийской литературной школы Иоанна Петрици и его продолжателей. Философский заряд средневекового греческого Ренессанса, перекинувшийся в Грузию из Манганской Константинопольской Академии через посредство, главным образом, Петрицонийской школы, культивируется по преимуществу Академиях Гелатской, Икалтойской и Гремской. В связи с философским направлением эпохи проявляется заинтересованность н грамматическими проблемами языка; представители философской мысли (Георгий Афонский, Ефрем Мцире, Арсений Икалтоели, Иоанн Петрици и его последователи) вникают в дух греческого языка, анализируют этимологические и синтаксические его нормы в целях применения последних к духу и характеру грузинского языка.
Переводческой работой текущего периода руководила целая плеяда высокообразованных книжников, во главе которых стоят представители возникших в это время школ: Афонской — Евфимий и Георгий, Черногорской — Ефрем Мцире, Петрицонийской — Иоанн Петрици и Арсений Икалтоели; познакомимся вкратце с их деятельностью.

Евфимий Афонский (Эквтимэ Мтацмидели) (955—1028), основоположник Иверского на Афоне монастыря, попал в Византию, будучи малолетним, благодаря этому он изучил греческий язык в таком совершенстве, что, по словам его биографа, переводил даже с грузинского на греческий; есть, напр., сведение, что он перевел на греческий язык повесть о Варлааме и Иоасафе. Евфимий одной ногой стоит на почве старых литературных традиций, а другой — новых, византийских; узаконяя перевод исключительно с греческого, он не может совершенно отрешиться от духа старой переводческой школы, кое-что прибавляя к оригиналу, кое-что убавляя от него, кое-что изменяя в нем, применительно к культурному уровню грузин его времени. Быть может, этим нужно объяснить то, что у него были литературные враги и недоброжелатели, которые еще при жизни его искажали его переводы. Нет ни одной области церковной письменности, которую он не обогатил бы ценными своими переводами, иногда вторичными. Число переведенных им сочинений доходит до 100 названий, потому биограф его говорит: "он обогатил страну нашу переводами священных книг и всех удивил, ибо такого переводчика не бывало на нашем языке, думаю, что не будет и в будущем".
Георгий Афонский (Гиорги Мтацмидели) (1009—1065), воспитанный в Византии, подвизался сперва в монастырях родного края, потом на Черной Горе (близ Антиохии), в Иерусалиме, в Константинополе, главным же образом на Афоне, где некоторое время был настоятелем монастыря Иверов. Георгий не был отрешенным от мира книжником, но принимал деятельное участие в практической жизни; так известно, что он отстоял в Антиохии на публичном диспуте автокефалию грузинской церкви, не принимая во время споров о разделении церквей узких взглядов греческого духовенства на римскую церковь; возглавлял при Баграте IV работу по проведению реформ в церковно-политической жизни феодальной Грузии, набирал в Грузии сирот с целью воспитания их в Византии и т. п. Но имя свое он обессмертил литературной, главным образом переводческой, деятельностью. Он — 1) перевел на грузинский язык некоторые такие книги, коих до него не было, 2) другие, переведенные раньше, но не совсем удовлетворительно, или искаженные невежественными лицами, очистил в горниле своего ума; 3) переводы, начатые Евфимием, но не доконченные, за неимением времени, или же сделанные в сокращенном виде, он довел до конца и распространил; 4) иные же переводы он сверил с греческим подлинником и освободил от всех недостатков. Переводил Георгий во всех областях богословской письменности, осталось от него около 60 объемистых переводных работ, относительно которых биограф его замечает: "даже представить себе трудно, как мог один человек не то, что перевести с греческого, но просто переписать столько книг".
Ефрем Мцире (т.е. Малый) (около 1925—1100), сын выселившегося в Византию видного феодала, получил греческое образование; принял иноческий сан, подвизался в грузинской монашеской колонии Черные Горы, пользуясь здесь богатейшей патриаршей библиотекой и знакомством ученых и книжников местного греко-арабского общества. Ефрем является видным ученым, показавшим свою физиономию во всех отраслях знания, в особенности же в переводах. Будучи по душе философом, он перевел, как выше сказано, "Источник Знания" ИоаннаДамаскина. Он создал собственную теорию переводческого дела, отличавшуюся педантической верностью оригиналу. Переводы свои он снабжал обширными схолиями и грамматическими замечаниями, облегчавшими понимание текста; в этих же целях он ввел собственную систему пунктуации. Переводы Ефрема представляют в строгом смысле слова ^"научную работу, выполненную с самыми строгими н сложными филологическими приемами; не забыто ничто, ни установление и критика текста, ни самая скрупулезная точность перевода, ни сопоставление мыслей различных комментаторов" (Н. Марр). Благодаря в новаторству переводческом деле и симпатиям к платоновской философии, некоторые обвиняли его в свободомыслии, неуважении к авторитетам, до того, что он вынужден был оправдываться и серьезно доказывать верность православию, объясняя свое новаторство потребностями подвинувшейся вперед культурной жизни грузинского общества. Число оставшихся Ефрема переводов доходит до 70 названий. Он писал и оригинальные произведения, как напр., ямбы, исторические записки, напр., о Симеоне Метафрасте и его работах, переведенных главным образом им, и " Об обращении Грузии в христианство"; последняя работа имела целью показать, на основании греческих источников, что грузинское христианство апостольского происхождения, а потому грузинская церковь имеет право на самостоятельность, которую у нее оспаривали антиохийцы.
Арсений Икалтоели (около 1050—1125), выдающийся богослов, философ-аристотелик, грамматик, юрист и историк (перевел "Хронограф" Георгия Амартола), образование получил в Манганской Академии, по окончании которой подвизался сперва там же, потом на Черной Горе, под руководством Ефрема Мцире, и, наконец, в Грузии, в Шио-Мгвимской лавре. Он является связующим звеном между Афоно-Черногорской и Петрицонийской литературными школами, объединяя в своей деятельности настроения и традиции обоих школ. Из его переводов особенного внимания заслуживает "Великий Номоканон" патриарха Фотия и "Догматикон", сборник, заключающий в себе 31 сочинение полемического характера, 16 догматико-философского, 5 морального. Составитель сборника, Арсений, так характеризует его: "Это — подлинный предводитель святой кафолической и апостольской церкви; он — глаз, которым она видит, уста, которыми говорит, ухо, которым слышит непогрешимое учение богоносных отцов, нос, которым обоняет благовоние цветов богодухновенных писаний, правая рука, которой стреляет, преследуя злостный яд еретических зверей".
Иоанн Петрици (около 1055—1130), воспитанник той же Манганской Академии в Константинополе, ученик знаменитого средневекового философа Иоанна Итала, является основоположником Петрицонийской литературной школы и родоначальником подлинной грузинской философии. По окончании образования подвизался в Константинополе, но после изгнания оттуда его учителя вынужден был бежать в Грузию; не найдя здесь подходящих условий для своей деятельности, удалился снова в Византию и стал во главе основанной при Петрицонийской грузинской обители (на Балканах) Семинарии для грузин, где преподавание велось на грузинском языке. Не находя и здесь покоя от консервативных кругов, вследствие своего философского свободомыслия, он перебрался в Грузию, в новооснованную Гелатскую обитель и при ней в высшую школу, где и закончил дни свои. Иоанн стоит во главе тех лиц, которые в XI—XII в. стремились переводить на грузинский язык произведения греческих философов, по преимуществу неоплатоников. Иоанн создал в Грузии не только философское направление, но и соответствующую философскую терминологию, язык и стиль. Из философских его работ известны: 1) переводы аристотелевых Та Торikа u Реri Еrmeneias, к сожалению до нас не сохранившиеся, 2) "О природе человека" неоплатоника Немесия Эмесского, в особенности же 3) "Богословские начала" Прокла Диодоха, снабженные переводчиком собственными комментариями, в два раза превосходящими по объему оригинал; эти комментарии, обнаруживающие в авторе глубокомысленного философа, сыграли видную роль в развитии не только грузинской, но и армянской философской мысли последующего времени.
Переводная письменность, о которой выше шла речь, стоит за пределами художественной литературы. Но в письменности настоящего периода, переводной и оригинальной, есть жанры безусловного художественно-литературного значения; это — жанр эпический, повествовательный, и жанр лирический. Повествовательный, эпический жанр представлен, как и в предыдущем периоде, в литературе апокрифической и агиографической.
Апокрифическая литература, несмотря на цензуру, которую, как выше было сказано, установил Евфимий Афонский своим индексом, дает несколько видных произведений; таковы: Авгароз или переписка между Христом и Авгаром Эдесским, Житие Богородицы, Акты апостолов Иоанна, Петра и Андрея, Житие Андрея Юродивого и Баграта Тавроменийского (Евфимий Афонский), Житие св. Георгия, известное под именем "Дадианос" и "Пещера сокровищниц", псевдо-ефремово сочинение.
Самую богатую отрасль литературы повествовательного жанра дает агиография, как переводная, так и оригинальная. Теперь пересаживается на грузинскую почву новое направление византийской агиографии, известное под именем метафрастовского, причем переводятся труды не только основоположника этого направления, Симеона Метафраста (Евфимий и Георгий Афонские, Давид Тбели и Стефан Сананоисдзе, иеромонах Феофил, в особенности Ефрем Мцире,—все деятели XI в.), с сообщением сведений об объеме и характере этих трудов (Ефрем Мцире), но и продолжателя его дела, Иоанна Ксифилина (XI в.), труды которого, потерянные в оригинале, сохранились в количестве пяти объемистых томов, в переводе представителей Петрицонийской школы XII века.
Оригинальная агиография занимается теперь, главным образом, метафразированием житийных памятников предыдущей эпохи и составлением Житий и Деяний ктиторов и основателей монастырей, по преимуществу заграничных. Из заграничных грузинских обителей особенной известностью в истории Грузии пользуется Иверский монастырь на Афоне, основанный полководцем Давида Курапалата, Иоанном, и сыном его Евфимием в конце Х в. Подробности основания этого монастыря н состояния его в первое пятидесятилетие дается в Житии Иоанна и Евфимия, написанном продолжателем их дела здесь, Георгием Афонским в бытность его дикеем монастыря, в 1042—1044 гг. Произведение, составленное на основе сведений современных Иоанну и Евфимию лиц, а также монастырских записей, написано по поводу неоднократных пыток греческих афонских монахов изгнать оттуда грузин и завладеть всем их достоянием. Оно по мысли автора, должно было служить документом, подтверждающим права грузин на Афоне, и имело целью пронести имя феодальной грузинской монархии далеко за собственными ее пределами. В этих видах автор нарочно подчеркивает, что: 1) грузинские деятели способны не только спасать в критическую минуту целость византийской империи (от узурпатора Варды), но и свергать с престола неугодных императоров (участие игумена Георгия в истории императора Романа Аргира); 2) они не только возвели на свои средства Иверский монастырь, затмивший славой все греческие, но одарили и обогатили даже греческие обители Афона; 3) без Евфимия, избранного кат-игуменом всего Афона, ни одно важное дело не предпринималось в самых греческих монастырях: 4) он, Евфимий, обогатил даже греческую литературу, переведя на греческий язык повесть о Варлааме и Иоасафе, Абукуру и кое-какие другие книги. Автор способен художественно рисовать грустные чувства людей, заброшенных судьбой на чужбину и среди злостных нападок и насилий негостеприимных хозяев с любовью ожидающих помощь далекой своей отчизны.
Деяние и подвиги автора только что рассмотренного сочинения описаны в Житии Георгия Афонского, принадлежат перу ближайшего и неразлучного с ним ученика его Георгия Черногорца. Сочинение, написанное в 1065—68 г., является одним из лучших произведений древнегрузинской письменности, показывающим, что автор его в литературном отношении далеко превосходил знаменитого своего учителя. В нем автор предлагает занимательную картину грузинской жизни, светской и духовной XI века, разъедаемой всеми язвами феодального уклада, подробно говорит о грузино-византийских отношениях, причем, на основе достигнутых успехов церковно-политической и культурной жизни, обнаруживает явную тенденцию национального превозношения грузин. В самом деле, во введении к своему труду, говоря о заслугах Евфимия и Георгия, он замечает, что они своими переводами с греческого "восполнили недостаток языка нашего и нас, признаваемых эллинами, по причине якобы невежества и необразованности нашей, за варваров, уравняли с ними". Далее, императоравизантийского и патриарха антиохийского он заставляет характеризовать грузин, в лице Георгия, такими словами: "вижу, что ты, хотя родом и грузин, по образованности настоящий грек", "хотя он родом и грузин, но во всем держится чина нашего". Мало того, он готов поставить грузин даже выше греков; антиохийскому патриарху, оспаривавшему законность церковкой независимости Грузии от антиохийского престола, Георгий говорит: "мы, грузины, просвещены первозванным апостолом Андреем, вы же, антиохийцы, призванным им к апостольству Петром. Святой владыко! подобает, чтобы Петр подчинялся Андрею, как призванный призвавшему, отсюда — вы должны подчиняться нам; помните вы, считающие нас за невежд и легковесных, себя же признающие за мудрых и тяжеловесных, что было время, когда во всей Греции православия не было и Иоанн Готфский вынужден был принять епископскую хиротонию у нас". Патриарх сказал своим: "оставим его, а то он не только словесно нас победит, но, пожалуй, на самом деле подчинит себе". Сочинение, изобилующее богатейшими эпитетами, сравнениями и метафорами, уснащенное художественными образами, представляет образец высокого поэтического стиля, достигающего художественного своего совершенства там, где оплакивается умерший Георгий; это — настоящая иеремиада, достойная представительница того жанра, который в Византии носил имя Тhrenos — Плач, выразительница наивысшего развития грузинского ораторского искусства.

Лирический жанр.
Этот жанр представлен в богатой гимнографической поэзии, как переводной, так и оригинальной. Развитию этого жанра способствовал, прежде всего, расцвет церковно-политической жизни, порождавший соответствующие восторженные чувства, которые находили выражение в воодушевленных гимнах церковной поэзии. Переводная гимнография, представленная в литургических книгах, почти что исчерпала богатейшую в этом отношении византийскую письменность и под пером афонских деятелей, в особенности же Георгия, достигла такой виртуозности, что в сопровождающих перевод акростихах даются обширнейшие предложения греческого подлинника грузинскими буквами. Отличаясь глубиною психологического анализа, богатством художественного аксессуара в виде разнообразных эпитетов, сравнений и метафор (излюбленной является виноградная лоза), восторженные гимны, восхваляющие героев родной церкви, нередко перекликаются с светскими одами в честь политических деятелей рассматриваемого периода.

Историография.

Заканчивая обзор церковной литературы, прежде чем приступать к литературе светской, считаем нужным сказать несколько слов о литературе исторической, которая является переходной в своем роде ступенью от церковной письменности к светской. Желание возросшего в своем сознании народа — осмыслить себя национально, политически, церковно и культурно, находит удовлетворение в исторической литературе полнее, чем в какой-либо другой. Толчок развитию грузинской историографии дает знакомство с историческими трудами соседних народов, с первую очередь с византийскими историками, имена коих на каждом шагу встречаются в произведениях грузинских историков этого времени. Некоторые из них даже переведены были на грузинский язык; так до нас сохранились: Хронограф Георгия Амартола в переводе Арсения Икалтоели и "Иудейская археология" Иосифа Флавия в переводе Иоанна Петрици. В области национальной историографии в первую очередь внимание останавливают на себе виновники политической мощи и национального возрождения страны, каковыми считались представители царствовавшей династии Багратионов. Один из этих Багратионов, некий Сумбат Давидович, в половине XI в. пишет историю Багратионов, с целью выяснить — кто они таковы, откуда и когда прибыли в Грузию. Считая свою родину за протагониста Христовой веры среди мусульманского окружения Передней Азии, в целях породнить Христа по плоти с Багратионами, автор охотно повторяет известную и грекам еще в Х в. легенду о происхождении их от еврейского царя Давида, праотца Христа. Дав длинную генеалогическую линию, подтверждающую это родство, он приводит Багратионов в Грузию в VI в. и с именем их связывает всю последующую историю страны, бичуя при этом феодальную аристократию "за злые и коварные их деяния".
В том же XI в. другой историк, Леонтий Мровели, рисуя картину национального "становления" грузин, пишет древнейшую историю -"Историю первых отцов и царей", причем стремится найти грузинам определенное место в той или иной семье народов. Так как у него не было достаточно достоверных источников для освещения прошлой, в особенности доисторической, жизни своего народа, он охотно пользуется легендарными сказаниями, сообщающими его труду характер не столько исторической, сколько художественной литературы. Это — своего Ерорее rоуа1е грузинского народа, в которой, как выше замечено, можно видеть зародыш светской литературы.
Далее следует историк Джуаншер, который, продолжая труд Леонтия, доводит его до первых годов Георгия II. Продолжателем Джуаншера является монах Арсений, которыйпишет историю Давида Возобновителя, законченную около 1126 г. Эта история, обнаруживающая знакомство автора как с византийскими историками, так и с чисто литературными произведениями, каковы — Илиада, Одиссея, Александрия, Шах-Намэ и др., замечательна как показатель сильно развитого национального сознания в Грузии. Проводя параллель между Александром Македонским и Давидом Возобновителем, автор говорит: "венценосец же наш, этот новый Александр, ни делами, ни намерением, ни мужеством не меньше его, напротив — даже в тех делах, за которые Александр именуется Великим, Давид мне кажется не только не ниже, но во многом превосходящим его". Гораздо интереснее в литературном отношении "История царицы Тамары", сохранившаяся в двух редакциях, которые подтверждают существование в то время в Грузии политических группировок и направлений. Первая редакция, написанная к концу первой четверти ХII в., является настоящей одой в честь "великой", "богоравной" царицы, царствование которой подготовлено было ходом всей предшествующей мировой истории. Изобилуя меткими сравнениями из области всемирной истории и литературы, красивым, чуждым церковной чопорности, стилем и высокохудожественными образами, "история" эта незаметно вводит читателя в сферу изящной светской литературы.

Автор статии - Корнелий Кекелидзе;
Материал взят из книги – «Конспективный курс истории древнегрузинской литературы». Этюды по истории древнегрузинской литературы, Тбилиси, 1944г.