В первой четверти XX в. приданое складывалось из прежних компонентов. Оно могло создаваться из имущества и денег, которые давали девушке ее родители; из свадебного залога (или выкупа) и подарков жениха или из имущества и реже денег, которые дарили невесте гости во время свадьбы. В советское время в институте приданого произошли существенные изменения: исчезли сатавно и выкуп. В последние десятилетия наблюдается тенденция возрастания числа и стоимости подарков, подносимых невесте женихом и гостями. Значительные изменения отмечаются также в составе приданого, которое и теперь делается на средства жениха и родителей девушки.
Нормы имущественного права, на которых мы кратко остановились, в сочетании с другими нормами обычного права, государственными законами и религией определяли положение женщины в семье и в грузинском обществе XIX в., устраняя ее от общественной жизни и лишая жизненно важных прав. Такое положение несколько менялось в горных районах (например, в Хевсурети и Сванети), где женщина, согласно местным адатам, имела некоторую возможность участвовать в общественнойжизни. Фактическое (не юридическое) положение женщины в Грузии во многом зависело от меры ее участия в хозяйстве, которая была значительно большей в скотоводческих семейных общинах. Именно труд определял некоторые права женщины в семейной сфере. К голосу старшей женщины прислушивались на семейном совете, ее слово было законом во многих семейных делах.
Однако в целом внутрисемейные отношения характеризовались строго патриархальными порядками, которые означали полностью подчинение главе семьи остальных ее членов. Эта патриархальность ярко проявлялась и в целом ряде норм обычного права, регламентировавших жизнь семьи. От воли отца зависело выделение женатого сына, причем сын не имел права требовать раздела. Женитьба сына и замужество дочери также совершались по воле отца, без согласия молодежи.
Особо тяжелым было положение женщины, которое определялось не только юридическими нормами, мерой занятости в трудовом процессе, но также системой запретов, регулировавших некоторые стороны грузинского быта. «С первого же дня вступления в дом мужа, писали по этому поводу современники,— она должна в точности соблюдать все порядки и обычаи, а главное — твердо помнить, какое кому из семьи мужа она должна оказывать почтение. Она должна вставать раньше всех и ложиться позже... Ложатся ли спать свекр и девери, она должна почтительно подойти к ним и снять обувь, а также, когда необходимо, мыть ноги — свекру и деверям. Войдет ли свекр или кто из старших в комнату, она обязана тотчас встать со своего места, поцеловать им руки... словом, встречать, провожать, услуживать деверям и особенно свекру и свекрови и величать всякого, как это предписано обычаем». Различные запреты были связаны с периодом беременности женщины и с рождением ребенка (мебосле дедакаци), а также с некоторыми жизненными ситуациями: досвадебным периодом, вовремя свадьбы и в послесвадебный период. Такого рода запреты в современной этнографической литературе принято объединять н классифицировать как систему обычаев избегания.
Но сперва об обычае мебосле дедакаци, в XIX в. распространенном в быту горцев Грузии. По нормам этого обычая женщина во время родов и некоторое время после них должна была находиться одна вне дома в специальном помещении. «У всех горцев (в данном случае у тушин, хевсур, пшавов — Н. В., Г. Д.),—отмечалось авторами того времени,— женщину высылают рожать в особо устроенную хижину, где она остается после родов 40 дней». В этой хижине никто не посещал роженицу и не оказывал ей во время родов помощь. Когда женщина чувствовала приближение родов, то она уходила в шалаш (сачехи, кохи), построенный для нее женщинами в одной версте от села. В сачехи женщина рожала одна без помощи п жила в нем месяц ( у хевсур) или 7 недель (у пшавов). Пищу ей приносили и клали около сачехи. По истечении указанного срока женщина должна была от 2 до 7 недель прожить в самврело, и только после этого она считалась окончательно «очищенной». Когда роженица возвращалась домой, то хевсуры сжигали сачехи, поскольку существовало поверье, что в сачехи поселялись злые духи .
Этот тяжелый и пагубный для жизни и здоровья женщины и ребенка обычай длительное время сохранялся в горных районах Грузии. «Обращает внимание бослоба (мебосле дедакаци,— Н. В., Г. Д.), обычай, который определяет положение женщины, когда путешествуешь по Пшав-Хевсурети»,—писал Хизанашвпли в 1880-х годах. Подобный обычай был известен также среди тушин, мтиулов, гудамакарцев, мохевцев. У тушин, например, беременная женщина уходила в укромное место и скрывалась там 6 недель. Однако в отличие от хевсур с ней находилась какая-нибудь бабка, исполнявшая обязанности повитухи. У мохевцев недалеко от дома строили босели(аналогичное хевсурскому самврело). Оно имело вид полукруглой каменной постройки без окон, с одной дверью и световым отверстием в крыше. Если святилища (хати) не было в данном селе, специальных босели не строили и женщины рожали в хлеву.
Во второй половине XIX в. у хевсур и пшавов в обычае мебосле дедакаци наметились некоторые изменения. Так, они перестали строить сачехи и женщины стали рожать в самврело. Существенные изменения в течение XIX в. обычай мебосле дедакаци претерпел в Сванети. До 90-х годов XIX в. сванка уходила рожать в лес, где находилась одна и должна была оставаться там некоторое время после родов. Однако несколько позже Б. Нижарадзе уже отмечал, что сванка рожает своего первенца в доме своих родителей, т. е. как это было принято в равнинно-предгорной Грузии. К началу XX в. обычай мебосле дедакаци трансформировался и в других горных районах. У мохевцев женщину с наступлением последнего месяца беременности стали отправлять в дом ее родителей, где она рожала и оставалась после родов в течение месяца. То же самое наблюдалось в Тушетп, Раче, где в начале XX в. этот обычай исчез и женщина рожала в доме своих родителей. Несколько дольше обычай мебосле дедакаци сохранялся в горных селах Эрцо-Тианети, где женщина рожала в кохи (аналогичное хевсурскому сачехи). Подобный обычай здесь был распространен не только среди хевсур и пшавов, переселившихся в эти места в течение второй половины XIX в., но и среди коренных местных грузин.
К 1920-м годам обычай мебосле дедакаци в силу неравномерного социально-экономического развития различных районов Грузии сохранялся в разной мере. В некоторых горных районах изживание этого обычая произошло сравнительно недавно — в начале XX в. Так было в Тушети, Нижней Мтиулети, Раче, Сванети. В селах Верхней Мтиулети, в быту которых сохранялось много архаических черт, обычай мебосле дедакаци еще выполнялся. Однако специальных босели здесь уже не строили и женщина уходила рожать в хлев. Менялось и отношение местного населения к этому обычаю, некоторые уже не соглашались отдавать своих дочерей в семьи, где данный обычай еще выполнялся. В Хевсурети, а также в Гудамакари (здесь жили переселенцы из Хевсурети) и Пшави обычай мебосле дедакаци остался. Однако в 1920—1930-е годы с ним начали активно бороться врачи, приехавшие работать в эти районы. Большую роль сыграли открывшиеся здесь в эти годы больницы. Г. Тедорадзе, работавший в Пшав-Хевсурети врачом в течение 5 лет, отмечал трудности этой борьбы и слабые результаты на первых порах по искоренению этого обычая. И это вполне понятно. Обычай, связанный с суевериями и воззрениями, существовавшими среди народа тысячелетиями, трудно было преодолеть в течение нескольких лет. Здесь требовалось прежде всего поднятие общего культурного уровня населения гор, что, конечно, невозможно было сделать в короткие сроки.
Более широко в грузинском быту XIX в. был распространен обычай избегания. Будучи универсальным, этот обычай в измененном виде сохранялся у некоторых народов (в том числе и кавказских) и в XX в. Сущность обычая избегания заключалась в различного рода запретах (молчании, закрывании лица, запрет на имя, полное скрывание и т. п.), которые налагались на женщин и мужчин в различных жизненных ситуациях: между обручением и свадьбой, во время свадьбы, после свадьбы. Последние по срокам были самыми длительными и нередко продолжались всю жизнь. Избегаемыми лицами для невестки являлись старшие родственники мужа: отец, мать, братья, сестры, общение с которыми часто ограничивалось мимикой, жестами или нужное передавалось через младших членов семьи К послесвадебному скрыванию относились также запреты, которые по отношениюк невестке выполнялись родителями ее мужа (замена имени невестки) . Для мужчины избегаемыми лицами были родители и ближайшие старшие родственники его жены. Избегание касалось не только родственников вновь возникшей брачной пары, но и самих супругов: запрет на имена, скрывание жены от своего мужа в течение некоторого времени после свадьбы и т. п. Ряд запретов выполнялся во время свадьбы: неучастие молодых в собственной свадьбе, родителей невесты — в свадьбе в доме жениха и т. п.
Живучесть такого рода древнейших запретов поразительна. В более или менее выраженной форме избегание сохраняется или сохранялось до недавнего времени в быту некоторых народов. Но действие указанных запретов в жизни мужчины и женщины было различным. Если избегания, выполнявшиеся мужчиной, почти исчезли, то различные формы избегания, которые должна была выполнять женщина в отношении родственников мужа, стойко сохранялись, а в трансформированном виде существуют и сейчас в быту некоторых кавказских народов.
Большинство названных форм избегания в прошлом были присущи и семейному быту грузин. Как более интимная часть семейного быта (чем даже свадьба и похороны) избегание редко фиксировалось сторонними наблюдателями, и материалы, характеризующие эту сторону грузинского быта, весьма фрагментарны. Так, у тушин девушка в течение 1—2 месяцев после обручения на людях должна была прикрывать лицо платком. Муж и жена длительное время не должны были при других разговаривать между собой. Взаимное избегание супругов в быту этой группы горцев выражалось в определенной форме обращения мужа к жене — диацо (женщина), жены к мужу — кацо (мужчина). В присутствии мужа тушинка должна была проявлять большую сдержанность. Считалось, например, недопустимым при муже с кем-либо разговаривать. В течение трех лет новая невестка не имела права общаться со старшими в семье мужа и разговаривала только с золовкой и другими невестками. Когда мимо проходил свекр, то невестка опускала голову. Через три года свекр прекращал обычай избегания следующим образом. Во время обеда он выпивал вино за здоровье невестки и заговаривал с нею. Невестка должна была одарить свекра (обычно это были вязаные носки), а свекр дарил ей передник. Такая же церемония происходила, когда .невестка начинала разговаривать со свекровью и деверем, в отношении которых она также некоторое время выполняла обычай избегания. Свекра невестка называла мамамтили (свекр), свекровь — дедамтили (свекровь), деверя — мазли (деверь), золовку — кали (женщина).
Еще большие запреты сохранялись в быту хевсур. Так, между сговором и свадьбой в течение 2—3 лет молодые не должны были видеться. Невеста до свадьбы избегала родителей жениха, который выполнял избегание в отношении родителей невесты. Во время свадьбы жених не участвовал в перевозе невесты в свой дом и не присутствовал на свадьбе в своем доме. Очень разнообразно проявлялся у хевсур обычай избегания во взаимоотношениях супругов.. «Хевсур,— отмечал A. JI. Зиссерман,— считает за стыд быть с женой при других, избегает разговора при посторонних, идет на супружеские свидания в глухую ночь, осторожно». После свадьбы жена оставалась в доме мужа на 1—2 недели, однако они не встречались, и муж даже не знал, где она спит. После такого скрывания жена уходила в дом своего отца, где оставалась в течение года, причем муж в это время не имел права бывать в селе. Всю жизнь супруги не называли друг друга по имени и обращались друг к другу: жена к мужу — кацо, он к жене — дедакацо (женщина) . В присутствии кого-либо муж и жена не говорили друг с другом (такой запрет длился в течение трех лет); не принято было вместе показываться на людях, в присутствии старших родственников и даже посторонних вместе сидеть за столом и т. п. Существовали также некоторые запреты в отношениях родителей и детей. Так, отец не брал ребенка на руки, дети нередко называли родителей по имени. Невесткой выполнялись также различные избегания по отношению к родителям мужа. Со свекром она не разговаривала год или несколько месяцев, со свекровью — 2—3 месяца. В течение этого времени она обращалась к ним через третье лицо. По истечении указанного срока невестка начинала называть свекра — мамамтили, свекровь — дедамтили. Зять выполнял обычай избегания в отношении родителей своей жены, которых он не посещал около 10 лет. Если же им все-таки приходилось встретиться, то он не вступал ни в какие разговоры ни с тестем, ни с тещей. Со временем сроки такого избегания сократились, и оно стало прекращаться с рождением первого ребенка, обычно через 2—3 года после свадьбы. Тестя и тещу зять не называл по имени и обращался к ним сидедро (теща) п симамро (тесть). Подобные запреты были распространены также в быту пшавов, мохевцев, гудамакарцев и мтиулов. Так, у всех названных групп существовал запрет на имена, и муж и жена обращались друг к другу «дедакацо» и «кацо». У гудамакарцев в течение двух недель после свадьбы молодые не говорили между собой (особенно в присутствии старших). Невестка выполняла обычай избегания в отношении свекра, с которым она не разговаривала в течение двух месяцев. У пшавов сроки избегания невесткой свекра были более короткими — неделя. Мохевская невестка не говорила со свекром и старшими братьями мужа в течение нескольких лет (иногда до смерти свекра) и выражала свое мнение через третье лицо — обычно какую-нибудь женщину. Такой обычай у мохевцев назывался умдзрахоба (скрывать свой голос). У мтиулов невестка не могла разговаривать со свекром и братьями мужа до рождения первого ребенка. Разнообразные запреты отмечались в отношениях зятя и родственников жены: отца, матери, братьев, сестер. Он не называл их по имени, не мог с ними свободно разговаривать, сидеть в их присутствии и т. п.
В Горной Раче в начале XX в. обычай избегания не выполнялся. Здесь невестка скромно (по выражению информаторов, местных жителей), но сразу после свадьбы начинала разговаривать со свекром и старшими братьями мужа. Не выдерживался этот обычай и в отношении свекрови. По рассказам старожилов (лиц в возрасте 80 лет и старше), они фактически не помнят обычая избегания в Раче, но от своих родителей знали, что таковой здесь некогда был известен, однако он выражался не в столь длительных сроках, как, например, у соседних с рачинцами осетин Кударского ущелья. Из всех известных нам форм избегания в Раче более стойко сохранялся обычай избегания имен супругов: к мужу жена обращалась «кацо», муж к жене — «кало». То же самое мы видим и в быту Сванети. Наши информаторы, местные жители старшего поколения (75—80 лет), не только не выполняли этого обычая, но и утверждали, что «их матери не знали такого закона». Однако, понимая существо обычая избегания, в качестве примера указывали на осетин, в быту которых подобный обычай, по их мнению, еще сохранялся.
Различные формы избегания в XIX— начале XX в. были известны и в предгорно-равнинной Грузии. Так, в первой половине XIX в. в Гаре Кахети невеста (15—16 лет) старалась ие разговаривать или отвечала шепотом, кивком головы. Между обручением и свадьбой избегание проявлялось в молчании невесты в течение срока, установленного обычаем, в закрывании ее лица, в запрете выходить на улицу и т. п. Такого рода запреты были известны, в частности, в Месхет-Джавахети. Во время свадьбы избегание выражалось в закрывании лица невесты, что в первой половине XIX в. было принято в Грузии повсеместно, а позднее только в Месхет-Джавахети и Аджарии, в скрывании жениха во время своей свадьбы (Хевсурети, Месхет-Джавахети, Аджария). Во время свадьбы молодая некоторое время молчала и жених должен был сделать ей подарок (обычно давали деньги), чтобы заставить ее с ним заговорить. Еще более суровыми были запреты в послесвадебный период «Молодая,— пишет Н. Ф. Дубровин,— не имеет права говорить с отцом, матерью п братьями мужа до появления у нее первого ребенка». То же самое отмечала В. Желиховская, описывая Грузию 80-х годов XIX в. «Когда все приходит в порядок (т. е. после свадьбы.—Я. ВГ. Д), для бедной молодой наступает тяжкое время. Она должна служить мужу, угождать родне его и молчать, молчать, не открывая рта. Она не смеет говорить ни с кем в мужниной семье, пока не родится у нее ребенок. Тогда только обет молчания с нее снимается. Теперь, разумеется, обычай этот поослаб, особенно в городах, но деревенские жители н поныне следуют во всей строгости дедовским заветам».
В начале XX в. разнообразные формы обычая избегания помимо горной Грузин фиксируются также в Кахети, в том числе в Кизики, в Эрцо-Тианети, в Месхет-Джавахети, в Аджарии и Мегрелии. В Картлп старшее поколение (75—80 лет) не помнит такого обычая и относится к нему отрицательно. Однако местное население считает, что в прошлом их родители выполняли обычаи избегания, например в отношении свекра, с которым невестка не говорила в течение года. К 1920-м годам избегание здесь обычно выражалось в том, что невестка разговаривала со свекром и старшими братьями мужа тихо, мало и как бы стесняясь (по определению информаторов). Подобную форму в это же время обычай избегания принял также в Имерети, Гурии и Лечхуми.
В остальных предгорно-равнинных районах Грузии указанный обычай выполнялся. Так, в Кахети в начале XX в. сохранялся обычай свадебного скрывания жениха. Некоторое время после свадьбы жена выполняла избегание (не разговаривала) по отношению к мужу, которое прекращалось через несколько дней, причем муж делал ей подарок. Супруги не называли друг друга по имени. Невесткой выполнялись также запреты в отношении родителей мужа. Она не разговаривала со свекром от года до трех лет (в некоторых семьях встречались и более длительные сроки избегания), со свекровью — от года до двух месяцев. В течение нескольких месяцев она не говорила со старшими деверями. По истечении указанного срока свекр делал невестке подарок (обычно платье) и говорил ей «мшвидобашио» (носи с миром). С этого момента невестка могла разговаривать со свекром. Обычай избегания в Кахети назывался также умдзрахоба. В Кизики в быту местного населения имели место различные формы избегания: некоторое время свекр не мог видеть лица невестки, которое она в его присутствии прикрывала платком; несколько дней после свадьбы невестка не должна была разговаривать со свекром и свекровью и общалась с ними через маленьких детей. К свекру в дальнейшем она обращалась «мамамтило» (свекр), к свекрови — «дедамтило» (свекровь), золовке — «муло» (золовка), к деверю — «мазло» (деверь), мужа называла по имени.
В Месхети в первые дни замужества молодую освобождали от некоторых трудных работ, поскольку она не могла по обычаю работать с открытым лицом дома и вне его. Были приняты и другие формы избегания. Так, в течение двух месяцев после свадьбы молодые не имели права разговаривать друг с другом. С первых дней совместной жизни они избегали произносить имена и обращались друг к другу «кацо» (к мужу) и «кало» (к жене). В семье молодая невестка могла разговаривать вслух только с мужем и маленькими детьми. С остальными родственниками мужа в течение года (самое меньшее 6 мёсяцев) она говорила лишь мимикой или передавала через детей, с которыми общалась шепотом.
В Аджарии в конце XIX—начале XX в. были распространены различные формы избегания, в том числе свадебное. Невеста и жених после сговора не общались, жених не ездил за невестой и не участвовал в собственной свадьбе. Как п везде, супруги на протяжении всей жизни обращались друг к другу «кацо» и «кало». Наиболее ярко обычай избегания проявлялся в быту жителей горных селений (Горджоми, Дидачара и др.). Здесь невестка не говорила со свекром до его смерти и в течение года — с братьями мужа; в отношении младшего деверя — мальчика обычай избегания не выполнялся. Со свекровью невестка не разговаривала в течение года (изредка этот срок сокращался до нескольких дней). Сроки выполнения обычая избегания значительно меньше были в селах Нижней Аджарии и в Кинтришском ущелье. Здесь невестка не разговаривала со свекром в течение двух месяцев, со свекровью и старшими деверями — несколько дней.
Весьма разнообразные формы избегания существовали в этот же период в Мегрелии. Так, здесь были известны различные формы свадебного скрывания: жених не ездил за невестой, молодые до свадьбы поселялись в доме родственника жениха, лицо невесты во время свадьбы было закрыто, после свадьбы молодые избегали старших родственников мужа в течение месяца. Избегание выполнялось также супругами по отношению друг к другу: в продолжение года они не говорили на людях между собой. Супруги всю жизнь не могли назвать друг друга настоящими именами. Например, жена обращалась к мужу «шури» (душа) или называла «отец...», добавляя имя своего сына. Невестка не имела права называть имена свекра и свекрови и звала их «отец» и «мать». Имена деверей и золовки невестка меняла. Например, Нестор становился Тамурджи, Харитон — Чичико, Тамара—Меланией и т. п. При обращении к старшему деверю невестка называла его «батоно» (господин), второго брата мужа—«бата», младшего — «чиче боши» (маленький мальчик). Со старшим деверем длительное время невестка общалась только через соседей, которые, если надо было, произносили его имя.
Менялось также имя невестки, что обычно делала свекровь или старшая золовка. В отношении родителей мужа молодая также выполняла обычай избегания. Со свекром она не разговаривала около года, со свекровью начинала говорить через несколько дней после свадьбы.
В быту мегрелов Самурзакано сохранялись в основном те же формы избегания, однако процесс их изживания происходил более замедленно. Невестка и здесь не разговаривала со свекром и старшим деверем около года, со свекровью — до двух месяцев. По отношению к свекру ею выполнялись также различные знаки уважения. Например, в его присутствии в комнате она не имела права повернуться к нему спиной и выходила пятясь, не могла сесть на его место, сидеть п кушать в его присутствии, сидела с мужем только в отсутствии старших, при встрече со старшими мужчинами из фамилии мужа должна была прикрывать лицо платком и т. п. Зять выполнял обычай избегания в отношении родителей жены до приглашения молодых в их дом, что обычно происходило через полгода после свадьбы. Сохранялось избегание имен супругов при обращении их друг к другу, наречение невестки новым именем. В быту самурзаканских мегрелов имелись также различного рода свадебные скрывания: жених не участвовал в обручении, не ездил за невестой во время свадьбы и находился в это время в доме своего родственника, лицо невесты во время обручения и свадьбы было закрыто. В течение 2—3 месяцев до свадьбы молодые жили в доме родственника жениха.
Характеризуя брачный институт в Грузии, кратко остановимся на условиях вступления в брак. В XIX в. они определялись законами церкви, Российской империи и грузинским брачным правом, в котором отразилось древнегрузинское семейное право, зафиксированное в своде законов царя Вахтанга VI. В последнем условия вступления в брак были определены следующим образом: 1) согласие родителей; 2) возраст; 3) религия; 4) родство; 5) умственное и физическое состояние. Эти условия совпадали с условиями вступления в брак по законам Российской империи и во многом — с обычноправовыми нормами, хотя последние допускали и некоторые отклонения. Брачный возраст считался с установлением половой зрелости, т. е. с 14—15 лет для мужчин и 12—13 лет для женщин.
Однако фактически в брак вступали значительно позднее. Брачный возраст исторически менялся, что прослеживается даже в рамках только одного XIX в. Если примерно до 80-х годов преобладали более ранние браки (девушки — 14—16 лет, мужчины—16—18 лет), то к концу века брачный возраст повысился у девушек до 16—19 лет и у мужчин — до 20 и более.
Весьма различался брачный возраст в пределах Грузии. Так, о пшавской девушке, выходившей замуж после 25 лет, в народе одобрительно говорили: «Она в доме своего отца жила долго». Данные метрических книг прошлого столетия указывают средний возраст невест в 20—30 лет, а мужчин — в 20— 40 лет. Не были приняты ранние браки и в Хевсурети. Здесь девушки часто выходили замуж в 21—25 и даже в 35 лет, причем мужчина нередко бывал моложе женщины. Мужчина женился в 21—25 лет. Прежде считалось, что хевсур не имел права жениться, пока «не мог захватить зубами усы». В Пшави брачный возраст в начале XX в. считался у женщин 18—25 лет, у мужчин — 23—35 лет. В Мтиулети браки заключались в 16—25 лет. В Раче девушки вступали в брак в 14—20 лет, юноши — 16—25 лет. Не были ранними браки и в Сванети, где необходимость подготовки выкупа нередко отодвигала свадьбу на несколько лет. Наоборот, в равнинно-предгорной Грузии браки заключались в более раннем возрасте (девушки в 14—15 лет). Даже в начале XX в. в Кахети, например, 20-летнюю девушку уже считали старой. Такая девушка носила чихта-копи и локоны, что было принято у старших женщин. В некоторых районах Грузии в XIX — начале XX в. фиксируются очень ранние браки и даже обручение в люльке. «Малолетних не должно сочетать браком, пока они не будут иметь понятия о супружестве...»,—гласят законы Вахтанга VI. Церковь и государственные законы также запрещали обручение и брак малолетних, однако обычное право (и не только в Грузии) вполне разрешало и допускало подобные браки. Особенно часто практиковалось люлечное обручение, дальнейшее расторжение которого считалось недопустимым. Люлечное и обручение малолетних, несмотря на законодательные запреты еще в XII в., широко практиковалось в Грузии и в значительно позднее время. Для XVII в. его отмечает Ламберти в Мегрелии, где детей обручали в 3—4 года. В XVIII в. в Грузии девочку сговаривали в 4 года и отдавали замуж менее 12 лет. Этот же обычай с обязательной последующей женитьбой был повсеместным в Грузии и в XIX в.
У пшавов было распространено люлечное обручение даже в утробе матери. Когда обручали в люльке, то родители говорили: «Пусть хати (т. е. родовая молельня.—Я. В., Г. Д.) будет порукой обрученных, что мы их не разлучим». Отказ от такого обручения приводил к кровной мести. В Хевсурети детей обручали в люльке, а также в 10—11 лет. Если сватовство было удачным, то сват (обычно близкий родственник семьи невесты) дарил отцу невесты серебряное кольцо и затем сообщал родителям жениха о результатах сватовства. После этого родители жениха были обязаны послать в дом невесты две трети ведра водки и 7—8 аршин ситца. Устраивалось угощение, и девочка с колыбели считалась засватанной. Когда невеста подрастала, то оповещала близких, нравится ей жених или нет. Отказ невесты считался тяжелым оскорблением и служил поводом к вражде между родителями жениха и невесты. Лишь в конце XIX — начале XX в. она могла отказаться от предполагаемого брака.
Обычай люлечного обручения существовал и в Сванети. Здесь в качестве залога при обручении в люльке семье невесты давали пулю и скот. Впоследствии обрученные были обязаны пожениться, а расторжение грозило кровной местью. Обручение до рождения детей совершалось следующим образом. Обычно мужья или сами беременные женщины договаривались, что в случае рождения у одной сына, а у другой дочери они их помолвят. Когда рождались мальчик и девочка, то отец мальчика приносил в дом девочки пулю (нишани, т. е. знак) и предупреждал, что «он отвечает за сохранность девочки, а если она пойдет замуж за другого волей жли неволей, то один из родителей будет убит». По истечении года родители девочки приглашали к себе мать с мальчиком. Происходил обряд пехис ахсна, т. е. первого вступления нареченного в семью невесты. В подарок от семьи мальчика несли что-либо на 20 коп. Ребенка приносили ночью в люльке и он оставался в доме девочки на неделю, в течение которой люльки детей стояли рядом. По возвращении к себе домой мальчик получал в подарок овцу, козу или свинью. В случае ранней смерти жениха девочку обручали с сыном первого, кто приходил для обручения. В 8—10 лет обрученные играли вместе и знали, что они жених и невеста. До свадьбы мальчика приглашали в дом девочки для помощи в работе.
Обычай люлечного обручения фиксируется также в равнинно-предгорной Грузии. Так, в Месхет-Джавахети мать мальчика несла в дом девочки четки и вешала их на люльку. Кроме четок, давали залог (беи), шелковый платок (хелмандили) и головной платок (тавшали). Родители мальчика от родителей девочки получали обручальное кольцо. Свадьба совершалась по достижении детьми 14—15 лет. В начале XIX в. люлечиое обручение хотя и заключалось (главным образом в горах), но в большинстве не заканчивалось женитьбой обрученных. Об этом, в частности, пишет Б. Габуури в отношении хевсур. Хевсурки, отмечает он, отказываются от брака, если были обручены в раннем детстве. К 1920-м годам этот обычай сохранялся в Грузии эпизодически, причем последующая женитьба обрученных не была обязательной. Более того, нарушение сговора не вызывало никаких осложнений и осуждения со стороны общества.
Браки в Грузии экзогамны, т. е. всегда запрещались браки между родственниками по отцу и матери, между однофамильцами. В грузинском праве (как и в адатах) к кровному родству относили также родство по кормлению из одной груди. Строго воспрещалась женитьба на невестке или свояченице, т. е. по свойству. Дети от такого брака считались незаконными. Подобные браки, судя по статьям уложения царя: Вахтанга VI, в Грузии были, но только с разрешения церкви. Однако и здесь обычное право входило в противоречие с законом, поскольку довольно широко в ряде районов был распространен сорорат (т. е. женитьба на сестре покойной жены), а также левират (брак с родным братом покойного мужа).
Различные брачные запреты отразились и в нормах обычного права грузин. Хевсуры строго придерживались экзогамии, причем учитывалось как родство по отцовской, так и по материнской линии. Родство по свойству здесь не имело значения, и два брата могли жениться на двух сестрах. Обычай левирата у хевсур не был принят, и родной брат покойного не мог жепиться на его вдове. Запрещалось также жениться на женщине из своего теми (общества). У пшавов браки разрешались только между лицами разных родов. У мтиулов браки запрещались не только между кровными родственниками, но также однофамильцами, членами одной общины (иногда и внутри ущелий), между нареченными братом и сестрой. У сванов в брак могли вступать лица, родство которых исчислялось двенадцатью степенями. В Кахети браки исключались не только между родственниками, однофамильцами, но и в пределах одного убани (квартала). В Месхет-Джавахети, кроме родства по крови, родственниками считались и члены фамилии кума. Старались также не жениться в своем селе. У мегрелов запрещались браки между родственниками, однофамильцами, прихожанами одной молельни; запрещались также браки между молочными братьями и сестрами. Нельзя было жениться на девушке, мать которой была из семьи жениха, а также на родственницах и однофамильцах кормилицы, приемного отца или матери, сводных братьях и сестрах. Поэтому мегрелы избегали жениться на односельчанках и предпочитали брать невесту из другого села.
Одним из важных условий вступления в брак была религиозная принадлежность жениха и невесты. Так, по законам царя Вахтанга VI, запрещались браки с нехристианами и еретиками. Однако и здесь обычное право нарушало этот закон, так как в прошлом нередки были случаи, когда мусульманин брал в жены христианку, а христианин — мусульманку.
В XIX в. в Грузии были распространены следующие формы брака: 1) по взаимному согласию с уплатой залога (беи, бе, белга) или выкупа; 2) брак похищением (с согласия и без него).
В Тушети похищение девушек было довольно частым явлением, что нередко служило причиной кровной мести между фамилиями. По обычному праву похититель должен был выплатить в пользу семьи девушки определенное число коров: в случае согласия девушки — одну корову, без согласия — 8 коров. К 1920-м годам в этом районе Грузии похищение почти исчезло. Таким же обычным явлением похищение (с согласия и без него) было и в Хевсурети. При согласии девушки жених должен был выплатить ее семье несколько баранов, в случае насильственного увоза дело заканчивалось кровной местью. Еще в первой четверти XX в. умыкание в этой части Грузии было настолько обычным явлением, «что на него все смотрели как на общепринятый закон». Столь же распространенной такая форма брака была в Сванетн. «Похищение девушек, так и в особенности замужних женщин, у них явление обычное», — отмечал М. М. Ковалевский эту черту сванского быта 80-х годов XIX в. Об этом же писал Б. Нижарадзе. «Очень распространено умыкание. Четвертая часть сванов имеет жен, полученных путем похищения, причем большая часть этих женщин чья-либо жена». Б. Нижарадзе объясняет это явление меньшим количеством женщин по сравнению с мужчинами. Из-за похищения женщин частыми были убийства. С введением русского (по словам Б. Нижарадзе) законодательства женщина стала свободнее и в вопросах брака, часто выходила замуж по своему желанию. В 1920-е годы факты похищения в Сванети имелись, однако, как правило, это происходило по согласию девушки. В равнинно-предгорной Грузии брак похищением (тем более без согласия девушки) был редкостью. Здесь основной формой заключения брака был брак по взаимному согласию (имеется в виду, конечно, согласие родителей обеих сторон, но не самих молодых людей) с выплатой женихом небольшой суммы залога.
Автор статии - Н. Г. Волкова, Г.Н. Джавахишвили;
Материал взят из книги – «Бытовая культура Грузии XIX-XX веков: традиции и инновации», Изд-во «Наука», Москва, 1982 г.
|
