Иоанэ Петрици, известный также совре­менникам под именем Иоанна-филосо- фа, был одним из самых талантливых ученых Грузии XI—XII столетий. Влияние мыс­лителя на культурную жизнь того времени было огромно, его испытали такие выдающиеся предста­вители общественной и художественной мысли, как Иоанн Шавтели, Чахрухадзе, Шота Руставели. Будучи богато одаренной личностью, мыслитель чутко прислушивался к запросам эпохи. Он воз­главил движение грузинского ренессанса XI— XIII вв.
До наших дней дошло очень мало биографиче­ских сведений об Иоанне Петрици. Известно, что в начале 70-х годов XI столетия он был слушате­лем Константинопольской философской школы, основанной Михаилом Пселлом (1018 — ок. 1078 или 1096). В эту школу Иоанн попадает, видимо, благодаря установившемуся в Грузии обычаю по­сылать молодых людей для получения образования в Византию. Здесь Иоанн не остается незамечен­ным, наоборот, за его успехи ему присваивают зва­ ние философа. В дальнейшем Иоанн-философ ста­новится одним из активнейших участников кружка единомышленников, возглавляемого его учителем Иоанном Италом. В 80-х годах мыслитель вступает в борьбу с церковниками в защиту своего учителя, за что по указу императора Алексея Комнина его изгоняют из Константинополя. Скрываясь от пре­следований в Бачковском монастыре, он называет­ся Петрици и с тех пор становится известным как Иоанн Петрици.

§ 1. ВОЗРОЖДЕНИЕ АНТИЧНОСТИ В КОНСТАНТИНОПОЛЬСКОЙ ФИЛОСОФСКОЙ ШКОЛЕ
В продолжение многих лет в Грузии гос­подствовали арабские завоеватели, му­сульманство грубо вторгалось во все сферы общественной жизни. Народные массы ре­шительно противостояли религиозному насилию, ведя против него продолжительную и упорную борьбу, которая приобрела особый размах в IX в. В этих условиях Византия была единственной со­седней с Грузией могущественной православной державой, и естественно, что с ней установились теснейшие экономические, политические и идеоло­гические связи. Массовый характер приняла им­миграция грузин в Византию. Сотни молодых людей ежегодно отправлялись сюда для получения образования. На территории Византии строились и открывались грузинские монастыри. Некоторые из них, как, например, Иерусалимский и Афонско-Иверский, имели большой авторитет. В одном толь­ко Афонско-Иверском монастыре проживало более пятисот ученых-монахов грузинского происхожде­ния. Грузины принимали участие в защите и го­сударственном управлении империей. Некоторые из них обладали высоким саном при дворе визан­тийских императоров.
В X в. в Византии начинается поворот прогрес­сивных слоев общества к античности и одновремен­но возникает народное движение за открытие более демократичных учебных заведений. С конца X — начала XI в. на территории Византии открывается ряд высших школ по изучению риторики, права, философии и других наук. Поворот Византии к античности в свою очередь нашел благоприятную почву в Грузии; он привел к пробуждению инте­реса прогрессивных грузинских мыслителей к фи­лософии и искусству древнего мира. Это отвечало и интересам идеологической борьбы против мусуль­манства, в которой выдвигались не только теологи­ческие, но и философские вопросы. Поставленные проблемы требовали аргументированных суждений и убедительных доказательств, в поисках которых мыслители обращались к классикам античной фи­лософии. Но для изучения творений древних фило­софов нужны были образованные люди.
При императоре Константине Мономахе нача­лась реформа средневекового образования. Константин основал философскую школу, руководите­лем которой был назначен Михаил Пселл. Эта школа, по свидетельству Пселла, находилась в центре Константинополя, в монастыре, основанном Мономахом, в храме святого Георгия Победоносца. Одновременно была основана и юридическая шко­ла, которую возглавил Иоанн Ксифилин. Занятия в школах проводились ежедневно, школы распола­гали собственными библиотеками. Как правило, философскому и юридическому образованию пред­шествовало изучение математики, геометрии, грам­матики и риторики. И лишь в шестнадцатилетнем возрасте ученики приступали к изучению филосо­фии и права.
Ко второй половине XI столетия преподавание философии достигло небывалого расцвета. Пселл пользовался большим авторитетом не только среди учеников школы, но и в кругах передовых мысли­телей средневековья. О его популярности как выдающегося педагога и философа сохранились интересные сведения. Авторитет Пселла был вполне заслужен, он и его ученики «читали всю греческую литературу, ораторов и поэтов, истори­ков и философов, Гомера и Пиндара, трагиков и Аристофана, Демосфена и Иссократа, Фукидида и Полибия, Аристотеля и Платона, Плутарха и Лу­киана, Аполлония Родосского и Ликофрона. Жен­щины были не менее образованны. Анна Комнина читала всех великих классических писателей Гре­ции, она знала историю Греции и мифологию и гордилась тем, что проникла «в самую глубину эл­линизма»».
Пселл был первым, кто официально сделал пла­тонизм предметом изучения слушателями фило­софской школы, повернув тем самым развитие фи­лософской мысли в Византии к платонизму. В письме к своей матери Михаил Пселл расска­зывает, чему обучались ученики в Константино­польской философской школе. «...Я касаюсь,— пи­шет он,— и светской мудрости, и не только умозрительной, но и той, которая проявляется в истории и поэзии... читаю лекции о поэтических произведениях, о Гомере и Менандре, об Архилохе, Орфее... о Феано и мудрой Египтянке...» Некото­рые ученики интересовались пифагорейской фило­софией. Они требовали также дать «полную кар­тину описания земли... и ознакомить их с тем, что сделано по этой части Апеллесом, Вионом и Ератосфеном. Я постоянно аллегорически объясняю ученикам греческие мифы...».
Большой популярностью в Константинополь­ской школе пользовались учения не только Плато­на и неоплатоников, но и Аристотеля, а также Порфирия, Ямвлиха, и, наконец, огромное влияние среди учеников имел «удивительнейший Прокл».
Для выяснения учебной обстановки в Констан­тинопольской философской школе большое значе­ние имеют две лекции Пселла, опубликованные П. В. Безобразовым. В первой лекции «О родах философских учений» Пселл ставит вопрос о «фи­лософских учениях с исторической точки зрения». По его мнению, главные философские направления распределены между такими народами, как хал­дейский, египетский, эллинский, византийский. Кроме главных философских направлений Пселл намечает отдельные учения: философия италий­ская (родоначальником которой был Пифагор), ионическая и платоновская, киническая, эпикурей­ская, ликейская, стоическая, академическая, пери­патетическая и скептическая. Все перечисленные учения Пселл объединял и называл одним име­нем— эллинской философией. Наиболее значительным из эллинских филосо­фов был, по мнению Пселла, Пифагор, усовершен­ствовавший философию Фалеса Милетского. Пи­фагор также познакомил эллинов с учением о бессмертии души. Платон в целом заимствовал это учение Пифагора, отвергнув лишь некоторые его положения. Аристотель же не обращал на это уче­ние никакого внимания, но все свои положения убедительно аргументировал.
Пселл считал «сущность» главной категорией у Аристотеля: «Сущность есть отображение первого сущего, поэтому сущность как подобие сущего так­же самобытна». Пселл ставит вопрос: вещь само­бытна или сотворена богом? Сущее в цепи причин должно быть сведено к высшему, первому началу. Сущность мы называем самобытной в том смысле, что, выявленная к бытию высшим началом, она сама по себе достаточна для существования. В этой лекции Пселл выступает как неоплатоник прокловского толка. Его точка зрения совпадает с учением нео­платоников, утверждающих, что существует только общее, а отдельные вещи — это лишь видимость. Он выступает здесь с позиции крайнего реализма, который весьма близок к пантеизму, к признанию тождества бога и природы.
Вопрос о соотношении божества и природы — один из сложнейших для византийского богосло­вия. Наиболее смелые исследователи, к которым относился и Пселл, считали, что бог создал приро­ду и дал ей законы и что, следовательно, природа подчинена определенным закономерностям, доступ­ным человеческому разумению. Приведенные рас­суждения Пселла свидетельствуют о том, что в Константинопольской философской школе шли дискуссии о природе общего и единичного. Рацио­налистические и пантеистические элементы фило­софии Пселла вызывали настороженность церков­ников, считавших их чуждыми христианской тео­логии, ведущими к отходу от нее.
Обращение к эллинской философии в Византии XI в. не было однозначным. В центре внимания византийского общества стоял вопрос о значении древнегреческой философии. Одни решительно отмежевывались от нее, другие считали, что эллин­ская культура является высшим идеалом челове­ческих стремлений. Третьи делили эллинскую культуру на две части: первая — греческая мифо­логия, которую, по их мнению, следовало бы при­нять с большим ограничением, отвергнув все то, что относится к богам; вторая — философия, зани­мающаяся исследованием сущего, которая должна быть воспринята как не противоречащая христи­анской вере. В борьбе этих воззрений принимали участие не только профессора и слушатели констан­тинопольских высших школ, но и представители светской и духовной власти. Пселл твердо придер­живался мысли о позитивном значении древнегре­ческой философии. Официально же он доказывал, что у древних философов можно найти воззрения, как противоречащие христианской религии, так и подкрепляющие православные догмы.
Михаил Пселл занимался выработкой системы обучения в философской школе. Он читал своим слушателям лекции по геометрии, математике, му­зыке, грамматике, астрономии, риторике и филосо­фии. Риторику он особенно выделял, подобно Ари­стотелю, считая ее основной частью философии. В то же время он говорил, что невозможно зани­маться только риторикой, пренебрегая философи­ей. Пселл призывал своих учеников не принимать на веру ходячие представления. В целях совершен­ствования научного образования он советовал развивать мыслительную способность, а также рабо­тать над очищением языка и красотой речи.
В своей лекции о родах философских учений Пселл ставит на один уровень Платона и Аристо­теля. Во второй лекции, посвященной аристотелев­ским категориям, он пытается дать истолкование доказательств Аристотеля преимущественно с по­мощью неоплатоников. Пселл стремился возродить платонизм. Не удивительно, что церковники не­медленно объявили его отступником от истинного учения. Когда Ксифилин занял патриарший пре­стол, он направил Пселлу письмо, в котором угро­жал отлучением его от церкви. Пселл был устра­шен и попытался оправдаться перед патриархом.
Как уже говорилось выше, грузинские мыслите­ли играли немаловажную роль в развитии образо­вания в Константинополе, в становлении нового, ренессансного мировоззрения. Кроме Петрици хо­рошо известны своей деятельностью на этом поп­рище писатели Ефрем и Иоанн; можно назвать и других видных грузинских мыслителей, внесших заметный вклад в византийскую культуру.

§ 2. ПРЕСЛЕДОВАНИЕ ЦЕРКОВНИКАМИ ИДЕОЛОГОВ РАННЕГО ВИЗАНТИЙСКОГО
РЕНЕССАНСА

После двадцатипятилетнего пребывания в Кон­стантинопольской школе Михаил Пселл удалился в монастырь. Кафедру философии ко времени при­бытия Иоанна Петрици в Константинополь (по-видимому, в 1070 г.) занимал Иоанн Итал, самый даровитый ученик Пселла. Будучи родом из Си­цилии, Итал вынужден был по идейно-политиче­ским мотивам бежать сперва в страну Лангобар­дов, а затем в Константинополь, где он стал слушателем философской школы. Здесь прояви­лись его незаурядные способности, он завоевал славу выдающегося мыслителя и блистательного оратора. Особенно глубоко Итал разбирался в со­чинениях перипатетиков и в диалектике. Он окру­жил себя талантливыми учениками и обучал их философии Платона, Порфирия, Ямвлиха, Прокла и др. В отличие от своего учителя Пселла наиболь­шее внимание Иоанн уделял «Органону» Аристо­теля. Его философские рассуждения относительно учения Стагирита являли собой высокий уровень средневекового философского мышления. За свою деятельность Иоанн Итал получил самый высокий титул: он (как и Михаил Пселл) был провозгла­шен Ипатом философов.
Об Иоанне Итале сохранились противоречивые высказывания. Одни считали его выдающимся мыслителем, другие оценивали его научную дея­тельность весьма отрицательно. Анна Комнина, например, утверждала, что Итал якобы не мог проникнуть в сущность философии. Недоброже­латели язвительно высказывались даже по поводу его произношения, высмеивая «нечистоту и несо­вершенство» его «крестьянской» речи. Наиболее объективную характеристику дает Италу Никита Акоминат (XII—XIII вв.), согласно которому Итал был горячим любителем философии Аристо­теля и, после Пселла, наиболее известным знато­ком античной словесности, чем и привлекал к себе жаждавшую образования молодежь.
Анна Комнина утверждала, что отношения меж­ду Пселлом и Италом были якобы недоброжела­тельными. Но это опровергается сохранившимся «Похвальным словом» Михаила Пселла, написан­ным в честь Иоанна, и его письмом Италу, кото­рое проникнуто уважением. В выступлениях Иоанна Итала содержался пря­мой вызов церковникам. Он поставил вопрос о несовершенстве священных книг; по его мнению, в этих книгах много непонятных и противоречивых мест, что вызывает не только недоумение, но и становится причиной возникновения всевозможных ересей. Поэтому он требовал усовершенствования священных писаний. Итал предлагал разрешить противоречивые места в священных книгах на осно­ве философских учений древних эллинов (см. про­изведение Итала «О сущности»). В работе «О телес­ности мира» Итал идет еще дальше: он занимается анализом вопроса о том, каким путем произошло воплощение бога в тело Христа и каким образом обожествилась плоть Христа: путем приобщения к богу или по собственной природе? Таким обра­зом, Итал ставил под сомнение основные догмы христианской религии о воплощении бога в теле человека и об искуплении греха путем страдания бога-человека. В дальнейшем он пришел к полному отрицанию этих догм и утверждал, что нет ни спа­сения, ни искупления, ни воскресения, ни суда, ни возмездия. Идеи Итала в XI столетии не только сеяли сомнения в основных догмах христианства, но и отрицали истинность этих догм. Церковники сразу отреагировали на выступле­ния Иоанна Итала. Патриарх Евстафий Гарида за­ключил Итала в одной из церквей, надеясь на его раскаяние. Но Гарида не только не смог разуве­рить Итала, но и сам попал под влияние его ра­ционалистических идей. Выступления Итала поль­зовались все большей популярностью и расширили круг его последователей. Надо сказать, что, ока­завшись во главе антицерковного движения, Итал проявлял большую осторожность, чем его ученики, которые компрометировали учителя в глазах гос­подствующей верхушки Константинополя. Еще при Михаиле VII, в 1074 г., Итал был обвинен в ереси и ему было сделано первое предупреждение, а его ученику Евстафию из Никеи, комментатору Ари­стотеля, предъявлено обвинение в отступничестве. Итал и его ученики развернули настоящую идеоло­гическую борьбу.
В средние века философско-богословская оппо­зиция, возникающая в среде просвещенных мона­хов, была робка и умеренна. Она выражалась главным образом в попытках противопоставить официальному догматическому православию фило­софию Платона и Аристотеля. Воззрение Итала и его учеников и научно-педагогическая деятельность Итала представляли собой продукт философского движения Византии XI в.
Церковь отвергла воззрения Итала и его последователей главным образом по трем пунктам: во-первых, за признание возможности переселения душ, во-вто­рых, за принятие платоновского учения об идеях как о реальном бытии и, в-третьих, за привержен­ность идее сотворения мира из первичной материи. Академик Ф. И. Успенский, анализируя эти поло­жения Синодика, приходит к обоснованному вы­воду о том, что «Итал не был собственно богосло­вом и не может быть рассматриваем как виновник какой-либо религиозной секты; он был мыслитель и подвергался церковному отлучению за то, что не согласовал свою философскую систему с цер­ковным учением». Исторические источни­ки свидетельствуют о том, что Итал не только не пытался согласовать свою концепцию с церков­ной догматикой, а, наоборот, противопоставлял ее ортодоксальному христианству.
Превращение в XI столетии Константинополь­ской философской школы, пусть даже ненадолго, в центр рационалистической науки поставило перед византийским правительством задачу перестройки системы высшего образования. Со времени воцаре­ния Алексея Комнина распоряжением императора свобода философского мышления была решительно ограничена Священным писанием. Согласно этому распоряжению, «терпимым могло быть только та­кое учение, которое находило себе подтверждение в божественных книгах». Это указание Анны Комниной, писал академик Ф. И. Успенский, доказывает, что «царь Алексей Комнин, очевидно, пытался задержать поток новых идей, который дан был философским движением предыдущего време­ни». Таким образом, прославленное Ви­зантийское государство конца XI в. категорически выступило против увлечения эллинской философи­ей. Для прекращения эллинского безбожия Алек­сей Комнин запретил философствование, не согла­сованное с писаниями отцов церкви. За увлечение античностью Итал был заключен в монастырь до конца своих дней, а его школа была разгром­лена.
Цесаревна Анна Комнина утверждала, что Иоанн Итал встречал «действительно наибольшее» сочув­ствие и поддержку у одного абхаза (так в Визан­тии в ту пору называли грузин). Этим грузинским философом был Иоанн Петрици. Никита Акоминат среди учеников Итала называет Иоанна. И в этом случае, по-видимому, имеется в виду Иоанн Петрици. Сохранилось также письмо Итала, с которым он обратился к Иоанну после своего осуждения. Письмо является ярким свидетельством того, что двух борцов за возрождение эллинской философии связывали идейное понимание и боль­шая дружба. В письме дана характеристика гру­зинского философа, говорится о его мужестве, пре­данности, бесстрашии и отмечается, что по отно­шению к Италу он остался таким же, каким учитель знал его раньше.
Письмо гласит: «То, что я слышал теперь от многих про тебя, ученейший, я не считаю чуждымтвоему ко мне расположению и твоей крепкой дружбе, ибо я знаю, что ты и раньше заботился обо мне и был наиболее громким (мегалофонота-тос) хвалителем и глашатаем моих (мыслей), по­чему, приняв эти посылки (тас архас), имею, чем прекрасно теперь умозаключить и доказать, что ты не становился иным, а остаешься тем самым, каким я тебя давно и поныне доподлинно знаю. Чего только ты не скажешь в пользу друзей, горя друж­бою и движимый (кинуменос) искренним располо­жением к ним. Посему я, точнейшим толкователем твоих мыслей (тон сон), равно как твоей дружбы, таковым же оставаясь (...?) (тойутос гюпархон) [...?], некоторые же, иначе к нам расположенные,— какие-то софисты и чужды правды. Ты сам, впро­чем, знаешь то, что я говорю, и тебе было извест­но, что так обстоит (дело)». Эти слова Иоанна Итала убеждают, что Петрици, не­смотря на царскую угрозу «вполне уничтожить не­честие», без колебаний остался среди при­верженцев учителя. Сам Петрици в послесловии своей книги пишет о себе следующее: «...я чело­век, отягощенный своими болезнями и стойкий в тяжких испытаниях разума, неустанно, не отдыхая на ложе своем, я ни минуты не давал отдохнуть духу своему, пока не озарился зарей разумной, которую не затемнишь». Это слова стой­кого, мужественного человека, неустанного борца за идеи, за свои воззрения.
Между трудами Иоанна Петрици и писаниями Иоанна Итала существует тесная связь. В своей книге «О телесности мира» Итал утверждал, что материя вечна, но творимая ею вселенная вещей может распадаться, и тогда бог получает возможность создать из материи новый мир. Эту атеистическую концепцию Итала, которая вызывала особый гнев церковников, Пет­рици в разных вариантах преподносит в своей книге «Рассмотрение...». Материя имеет безгранич­ную возможность рождаемости, утверждал Итал. Приступая к анализу данного определения, Петри­ци называет это положение «солнцем мысли». Все­цело соглашаясь с Италом, он углубляет его точку зрения, но при этом не ссылается на своего учи­теля из осторожности.
По мнению Итала, бытие существует в трех ви­дах: как причастное, зависимое и участвующее. Эта точка зрения Итала полностью принимается Иоанном Петрици в 30-й главе его книги, и в даль­нейшем он неоднократно к ней возвращается. При рассмотрении возникших, т. е. получивших существование, сущностей фило­соф выделяет три категории, ибо все созерцаемое получает бытийность через высшее существо, но возникают сущности или по причине, или по су­ществованию, или по приобщению. Различая эти три вида бытия, Петрици сохраняет транскрипцию греческих терминов для их обозначения, чтобы читатель мог для себя уяснить авторство этой «за­прещенной» христианской догматикой философской концепции (Допустимо также предположение, что ссылку на Итала по соображениям предосторож­ности выбросил переписчик.).
Свидетельством близости взглядов этих двух представителей раннего византийского Ренессанса является факт творческого сотрудничества Итала с Иоанном Петрици. Академик АН ГССР Ш. И. Нуцубидзе в своей монографии по истории грузин­ской философии отмечал, что в работе Итала «О разных высказываниях» имеется указание на то, что она написана им совместно с Иоанном-философом: «До определенного места текст принад­лежит Италу, а дальше уже идет текст Петрици». Совместная творческая работа, по-види­мому, своей основой имела не только тесную друж­бу двух философов, но и большую интеллектуаль­ную общность между ними. Итал в письме называет себя точным толкователем мыс­лей своего ученика, которые он и теперь разделяет.
Петрици провел в Константинополе не менее пятнадцати лет, ведя решительную борьбу за популяризацию античного философского наследия. Но христианские иезуиты, поощренные поддерж­кой Алексея Комнина, восторжествовали. Итала осудили, а Петрици подвергли гонениям, и он был вынужден эмигрировать. В императорском «Опре­делении» по судебному делу против Иоанна Итала записано, что все его ученики немедленно подвер­гаются изгнанию из царствующего города на веч­ные времена. Это распоряжение не давало возможности Петрици задерживаться в Констан­тинополе. Первое предупреждение Иоанн Итал по­лучил в 1074 г., а судили его спустя почти девять лет, в 1083 г. На протяжении этого времени Итал и его ученики находились под надзором и подвер­гались жестоким преследованиям. Как ближайший друг и ученик мыслителя, был изгнан из Констан­тинопольской философской школы и Иоанн Пет­рици.  
Иоанн не смог найти прибежища даже в Гру­зии. Он с горечью пишет об этом периоде своей жизни: «Поэтому я... расточался в скитании среди грузин и греков... от костра болезней, пребывания на чужбине, зависти и вероломных отношений». «Тем горше должно было быть для него враждебное отношение со стороны сородичей, и это горькое разочарование ярко выступает в его жалобе, где он мирится с греческим насилием, но не может понять поведения грузин». Толь­ко человек, попавший в крайне безвыходное поло­жение, мог дойти до такого отчаяния, которым проникнут рассказ Петрици о том, как с ним обо­шлись его же сородичи, которые вместо помощи строили на его пути всевозможные козни.
Наконец преследуемый властями Иоанн находит пристанище в Болгарии, которая в это время охвачена восстанием богомилов. Здесь Гри­горием Бакурианис-дзе и его братом в 1083 г. был возобновлен грузинский монастырь в селе Бачково.