Проблема источников

Грузинские и армянские источники вообще не затрагивают статус Армении, вошедшей в состав единой Грузинской феодальной монархии. Этот вопрос, видно, остался вне сферы их интересов. Представленная в сведениях этих источников Грузия XII-XIII вв. – многонациональное кавказское христианское государство с едиными институтами, функционирование которых свободно и неограничено на всей территории страны. Единственным источником, в котором содержится определенное суждение о тогдашнем политическом положении Армении и допускается возможность восстановления армянской государственности в некий неопределенный период, является несанкционированный «Армянский судебник» Мхитара Гоша. Автор памятника заранее сообщает читателю о реальном положении дел. Он пишет: «Люди, занимающиеся чтением настоящих моих законов (т. е. законов о царском суде), будут высмеивать их, уподобляя меня человеку, которому во сне мерещится царство и много другого приятного; пробужденный уже от сна, он оказывается лишенным всего. Но пусть знают они, что мы не забываем, как преходяще и изменчиво всякое царство земное, тем более наше царство, ведь бывшего нет больше среди нас и настоящего нет у нас, видеть же его в будущем – не доведется нам...».
В условиях таких реалий, понятно, говорить о «статусе Армении» было бы неуместно и совершенно неоправданно. Именно поэтому в сочинениях армянских авторов того времени нигде не встречаются даже единичные указания на существование армянского суверенитета обособленно от грузинского царского двора, тогда как сведения, отражающие функционирование грузинской царской власти в Армении, представлены довольно внушительно. Рядом с прямыми показаниями источников, например, Давид «управлял всеми делами Картли, Сомхити и Ани» («Картлис Цховреба», I, сс. 345-346) и других подобных («Картлис Цховреба», II, сс. 99-100) встречаются и факты участия центральной власти даже в спорных вопросах крайне частного значения, что указывает на крупномасштабное распространение юрисдикции этой власти в Армении. Такого рода сведением представляется нам повествование Степаноса Орбеляна о состоявшемся в Армении, в городе Двине, на первый взгляд, странном суде. По сообщению армянского историка, во время царствования Тамар, оказывается, возник спор между двумя сюнийскими епископами о принадлежности драгоценного креста. Каждый из спорщиков стоял на своем, и спор никак не удавалось разрешить. Поэтому по инициативе Иванэ Мхаргрдзели, во главе с первым везирем Грузии и главой судебного ведомства Чкондидели было составлено судилище из богословов (законоучителей), представлявших все имеющиеся в стране конфессии. Среди членов этого чрезвычайного суда армянский историк называет Иване Тбели, Мемна Джакели, настоятеля Вардзии, настоятеля Плиндзаханка, великих патриархов Гареджийского, Гагского и Мацнаберда и представителей знати. Кроме них, кадиев Тбилиси, Ани и Двина, именитого шейха Сурмарииского и архиепископа Ани и епископов Биджни и Ахпата.
Вопрос, который, казалось бы, должен был быть разрешен в самой Армянской церкви, становится предметом широкого обсуждения в присутствии представителей всех имеющихся в стране конфессий и влиятельных светских лиц. Чем подчеркивается политически единый, цельный характер страны, приоритет общих интересов, выразителем чего, в данном случае, является один из высших представителей власти – первый визирь Грузии Чкондидели, посланный специально из царского двора, как это подчеркнуто в источнике! Более четкую картину функционирования грузинской царской власти в Армении, наверное, трудно было бы обрисовать.
Похожее впечатление оставляет изданный в 1218 году в Ани указ грузинского католикоса Этифанэ (Епифания) об уменьшении приходских податей, что запечатлено сделанной на грузинском храме в Ани надписью (См.: Н. Я. Марр. Надпись Епифания, католикоса Грузии. Издательство Академии наук, 1910). Правда, этот указ грузинского католикоса обращен к грузинской и армянской халкидонитской пастве Ани, но сохранившаяся в конце текста часть надписи армянского епископа Григора и городского эмира Ваграма («Я, епископ Григор, я, эмир этого города Ваграм, удостоверяем, что указ католикоса...») заставляет думать, что этот указ должен был распростаняться также и на армянскую монофизитскую паству, подобно всей пастве Грузии (Ив. Джавахишвили, Сочинения, т. VI, Тбилиси, 1982, с. 352), в особенности, если учесть довольно высокий уровень централизации тогдашнего (в средние века) Грузинского государства.
Вместе с тем, в сознании армянских писателей весьма прочно укоренено понятие историко-географической Армении, благодаря чему, на фоне ностальгии по армянской государственности (так явственно проявившейся в приведенном отрывке из судебника Мхитара Гоша), по-видимому особенно большое значение приобретало для них соучастие этой Армении в грандиозных деяниях большого христианского государства. Показателем такого отношения к явлениям могут служить известные формулировки армянских источников: «царь грузин и армян», «войска грузин и армян» или «армян и грузин», «полководец армян и грузин» и др. Видимо по этой причине, в сочинениях указанных писателей достаточно случаев идеализации армянских феодалов и правителей армянской части Грузии и преувеличения значения их заслуг перед страной. По наблюдению С. Джанашиа, идеологическая и психологическая сторона данного вопроса заключалась в том, что армянское население воспринимало грузинскую государственность со всем ее аппаратом власти, как собственную, родную государственность с общими государственными институтами. Такое двойственное отношение (ко всему грузинскому и общему) к фактам и событиям явным образом характеризует армянские источники, в то время как отношение грузинских источников в этом смысле, по понятным причинам, вполне однозначно. Так, например, «земли» и «вотчины» феодальных домов, где бы они не располагались – внутри страны или на территории исторической Армении, – согласно грузинским источникам предполагаются исключительно в Грузии. Жамтаагмцерели (Анонимный автор «Столетней летописи») пишет об Аваге амирспасаларе: «...И так прибыл к хану Уло. Он же с почестями приласкал и отпустил в Грузию, в вотчину свою». Это сообщение тем более примечательно, что даже в условиях монгольского владычества вотчина Авага, которая включала и земли исторической Армении, и самим ханом признавалась Грузией.
В отличие от грузинских, армянские источники всегда стараются отличать армянские земли от грузинских, владетелей и чиновников армянского вероисповедания от грузинских, армянское население от грузинского и т.д. Но при этом, никогда не забывают упомянуть о наличии грузинской власти в Армении. Наглядный материал богато представлен у Киракоса Гандзакеци, Григора Акнерци, Степаноса Орбеляна и в сочинениях других авторов. Приведем некоторые примеры из каждого из них; Киракос Гандзакеци пишет: «Притесняемый иноплеменниками, он (агванский владетель Ованес) задумал перебраться в Армению к великим ишханам Закарэ и брату его Иванэ. И те с большими почестями приняли его. Иванэ поселил его в гаваре Миафор, в монастыре, который называется Хамши. И он начал строить там большую и дивную церковь; [строительство ее] еще до завершения было приостановлено, ибо пришел султан Хорасана, именуемый Джелал-ад-дином, ударил  по Грузинскому царству и предвозвестил нашествие войска иноплеменников и разорение Армении, Агванка и Грузии». Здесь прямо сказано, что и Армения и Агвания политически являются Грузией, поскольку нападение на эти страны означают удар по Грузинскому государству. А место Мхаргрдзели в государственной структуре Киракос Гандзакеци разъясняет таким образом: «Захарэ был военачальником грузинского и армянского войска, подвластного грузинскому царю, а Иванэ был в должности атабега». В другом месте он же именует Захарию Мхаргрдзели «грузинским военачальником», хотя не забывает указать о его принадлежности к армянскому вероисповеданию. Так что, и по толкованию Киракоса, владетель армянских областей и приверженецармянского вероисповедания, Захария Мхаргрдзели был тем неменее грузинским полководцем.
Та же картина представлена в «Истории племени лучников» Григора Акнерци. Здесь среди захваченных монголами грузинских земель названы: Шамхор, Сагам, Кархердз, Теревен, Гардман, Ергеванк, Мацнаберд, Тавуш, Терунакан, Норберд и др. А о происхождении Мхаргрдзели и т. н. «армянском войске» сказано следующее: «Грузинский князь, владетель Гаги, сын великого Варама, внук косноязычного Захарии, именем Агбуга, который мужественно сразился с войском султана, оттеснил назад правое крыло султанского войска».
Похожее разъяснение национальной принадлежности Мхаргрдзели встречается в других местах этого сочинения. Например, «сын грузинского великого князя атабага Иванэ, именем Аваг» и др. Так же часто упоминаются вместе грузинские и армянские князья, грузинское и армянское войско и т. д. Согласно и этому источнику, Мхаргрдзели являются грузинскими князьями и полководцами, а армянское войско и армянские князья вместе с грузинами и в условиях монгольского владычества являются равными субъектами, находящимися на службе единого грузинского государства.
В сочинении Степаноса Орбеляна четко отображено правовое положение армянских земель и их владетелей, характер и формы их отношений с центральной грузинской властью, что в конечном итоге не оставляет никакого повода рассуждать о возможном статусе Армении в составе Грузинского государства, ради чего так ревностно подвизаются представители нынешней армянской историографии. Речь идет о конфессионально арменизировавшихся выдающихся представителях рода сюникских Орбелянов – Сумбате и Тарсаиче. О взаимоотношениях грузинского царя Давида – сына Георгия-Лаша и Сумбата летописец сообщает: «Сумбат же со всей преданностью подчинялся ему (т. е. Давиду VII) ... Пригласил царь Сумбата в Тбилиси, чтобы взаимно воздать ему, спросил его и сказал: «Чего желаешь, чтобы я даровал тебе дары великие?» Сумбат отвечает: «О царь, что имеем, все твое и предков твоих, и того довольно для нас». В данном отрывке сочинения вполне понятным образом показано, что верховным владельцем всех земель, находившихся в рамках грузинской государственности, были грузинский царь и его предки, несмотря на тогдашнее владычество монголов над страной. Подтверждением распространения юрисдикции грузинского государства на присоединенные армянские земли служат также и хранившиеся в царском архиве Грузии книги податей, о которых подробно говорит летописец. Для демонстрации особой заботы Тарсаича Орбеляна об армянских церквах Степанос Орбелян сообщает весьма примечательные сведения: «Сей (имеется в виду Тарсаич Орбелян) отправился в Тбилиси, велел принести царские грамоты и прочитал все книги, где написаны были названия монастырей армянских, как бывших под податью (согласно другой рукописи, «бывших под правосудием и податью»). Тогда повелел привести книжника одного и заставил его заменить книгу ту и исключил названия более ста пятидесяти монастырей и старую книгу сжег и так освободил все церкви».
Главное в этом отрывке не то, насколько соответствует действительности масштаб отображенного здесь, лишенного правдоподобия, невероятного личного влияния Тарсаича Орбеляна, но то, что в Грузии времен монгольского владычества существовали и функционировали старые и новые грузинские книги податей и внесенные туда расположенные в Армении объекты никак не могли избежать исполнения возложенных на них обязанностей, если только не были бы исключены из этих книг. Однакорешение столь важного государственного вопроса, что Стефанос Орбелиани с легкой руки приписал своему отцу, было во власти только грузинского царя, а не какого-нибудь, пусть даже самого влиятельного, вельможи.
Грузинская государственность и суверенитет также четко отображены и в лапидарных памятниках присоединенных областей Армении XII-XIII вв. Еще С. Джанашиа отмечал, что политические формулировки армянских лапидарных надписей XII-XIV вв. несомненно свидетельствуют о статусе Армении в качестве составной части Грузии; по их же сведениям, армянским царем был царь Грузии и сами монголы в 20-х гг. XIV в. рассматривали Ани и Армению как одну из областей Грузии.
Политическими формулами армянских надписей, привлекаемых С. Джанашиа, являются: «Самодержавный царь Давид, государь этого края и народа» (Ахпат, 1121 г.), «Грузинский царь Георгий, также и наш государь» (Кечарук, 1181-1183 гг.), «В царствование Лаши и в амирспасаларство Захарии» (Мармет, 1206 г.), «В память о нашей царице Русудан...» (Карс, 1234 г.), «В царствование над грузинами и армянами Давида (Давида Нарина)» (Оромос, 1246 г.), «В падишахство хана Аргуна, в царствование Деметрэ, в паронство амирспасалара Мхаргрдзели» (Аруч, 1285 г.) и т. п. В этой связи весьма выразительна армянская надпись на средних воротах первой стены г. Ани, где читается и такая строка: «...В царствование грузин в этой стране, когда столица Ани получила хасинджу». Т. е., заключает С. Джанашиа, анийские армяне все еще считали свой город и страну в целом составной частью Грузинского государства даже в позднемонгольский период, когда Ани находилась под непосредственным контролем хана, что и отмечено известным термином «хасинджу».
Рассмотренные сведения армянских нарративных источников и лапидарных надписей, и тем более – сведения грузинских источников, не дают основания видеть какой-либо особый статусАрмении, вошедшей в состав Грузии в XII-XIII вв., поскольку они не содержат никаких элементов политической независимости на указанных территориях.

Политическая структура единой Грузинской феодальной монархии

Одновременно с процессом политического объединения Грузии, который завершился объединением всего христианского Кавказа, стала формироваться качественно новая система управления. Начало ей положил Баграт III, беспощадно истребив привыкших к независимости кларджетских властителей, – своих собственных двоюродных братьев. «Непокорных себе лишил он славы и на их местах поставил верных и ревностно послушных приказам его».
Борьбу, начатую Багратом III против древней системы удельных земель («сауплисцуло») и усобных воевод («эристави»), завершил Давид Строитель, который создал приличествующий единой Грузинской феодальной монархии новый управленческий аппарат централизованного государства. Окончательно объединенная Давидом Строителем и расширившаяся за свои этнические пределы Грузия требовала единой системы управления и чиновничьего уклада. Централизация управления стала уже требованием времени и, естественно, число ее сторонников и их политическая сила несомненно превосходила возможности противников, что служило гарантией успеха реформ Давида. Несмотря на это, оппозиция все еще обладала достаточной силой. Их сопротивление могло нанести стране значительный вред.
Поэтому Давид Строитель приступил к дальнейшему расширению своей опорной социальной базы. Системе вотчин он противопоставил систему ведомственного пользования («сакаргави»). На почве чего «эриставство» сменялось временными обладателями вверенных территорий – «сакаргави». По разъяснению Ш. Месхиа, это оз-начало, с одной стороны, превращение самих «эристави» (воевод) в обладателей «сакаргави», т. е. всего лишь временно управляющих вверенными им территориями. С другой же стороны, передачу земель не в условное владение, как прежде, а в качестве управленческой единицы, «сакаргави».
Подобный, владеющий «сакаргави», дворянин («азнаур») находился в полной зависимости от царской власти и волей или неволей становился «верным и ревностно послушным» ей. И Давид энергично принялся возвышать верных себе. Преданность стала главнейшим условием продвижения на политическом поприще и социальной лестнице. «Принцип преданности» неуклонно соблюдали и преемники Давида, что также имело большое значение для сохранения стабильности в многонациональном государстве.
Из самых верных Давиду людей состояла им же созданная одна из основных опорных военных сил – царская гвардия – т. н. «монаспа». Воины из этого корпуса царских стражей были «избранные и проверенные в подвиге, этак тысяч пять человек, обращенные все в христианство, благонадежные и испытанные мужеством».
По мнению К. Чхатараишвили, большинство состоящих в гвардии ополченцев были, по-видимому, негрузинского происхождения, поскольку летописец считает их «обращенными в христианство», т. е. недавно принявшими христианство. По его же наблюдению, отец Захарии и Иванэ Мхаргрдзели – Саргис, который так внезапно возник на исторической арене, выдвинулся, надо думать, из гвардейцев. И по мнению Н. Бердзенишвили, в деле укрепления и усиления центральной власти роль грузинской гвардии – «монаспа» по своей значительности приравнивалась кроли опричнины времен Ивана Грозного. С точки зрения зависимости от царской власти, Н. Бердзенишвили особенно выделяет институт т. н. Порубежников («монапирэ»), который подразумевает мощную централизованную власть и служит ее дальнейшему усилению. Институт, имеющий такую функцию, по его мнению, мог быть создан только при Давиде и в условиях проводимиго им политического курса; по мнению ученого, именно поэтому он и был введен Давидом. По его же разъяснению, Абулетисдзе, Орбели или Бешкен Джакели, вскользь упоминаемые в царствование Давида в качестве боевых служителей, являются именно такими порубежниками («монапирэ»), которые «с ловкостью захватывают» города и крепости неприятеля, разоряют вражеские территории, погибают в битве с врагами, это те самые «монапирэ», благодаря разведывательной деятельности которых Давид всегда знает, где расположена вражеская орда, знает и то, какие политические настроения в той или иной стране, захваченной врагами (в Армении, Ширване, Ране...).
Разумеется, эти хранители границ являются не потомственными вотчинниками-воеводами, но доверенными выдвиженцами царя, преданными ему и скоропослушными, военными и административными царскими служителями в приграничных областях, нуждающихся в поддержке против врагов. В результате реформ Давида Строителя многие недостойные лица были устранены с высоких должностей и вместо них выдвинуты другие из низшего и среднего дворянского слоя, отличавшиеся личными достоинствами, знанием дела и верностью царю.
По справедливому замечанию Ш. Месхиа, само по себе назначение вместо недостойных представителей высшей знати людей по их личным достоинствам уже было по существу большой реформой в феодальном государстве. Оппозиционные царской власти силы постепенно отступали, а царская власть усиливалась укреплялась. По мере успехов в борьбе с оппозицией и внешними врагами намечается увеличение фонда государственных земель, поскольку отобранные у крупных враждебных феодалов и присоединенные недавно территории числились государственными, что, в свою очередь, способствовало умножению земель, отданных в ведомственное пользование («сакаргави») и расширению слоя преданных и послушных царю служителей и воинов. В таких условиях усилия, направленные на централизацию власти, беспрепятственно приводили к желаемому результату.
Для централизации власти величайшее значение имело введение Давидом Строителем должности визиря, объединяющей в себе мирские (мцигнобартухуцеси т. е. Старшего царского писаря) и церковные (Чкондидского епископа) функции, с подчинением также и других основных ведомств государственного правления. Мцигнобартухуцесами в Грузии обычно назначались монахи и они изначально были известны своей верностью царю, что было обусловлено самой природой этой должности: в отличие от других чиновников царского двора, стремящихся превратить должности и связанные с ними привилегии и владения в наследственную собственность, мцигнобратухуцеси были свободны от подобных стремлений, так как, будучи монахами, не имели наследников и не могли иметь земли в качестве собственности или источника доходов. Следовательно, как поясняет Н. Бердзенишвили, «мцигнобартухуцеси полностью зависел от центральной власти. Между этой должностью и мощью царской власти была установлена связь прямой пропорциональности: чем сильнее был царь (и царский двор), тем сильнее и значительнее становилась должность мцигнобартухуцеси и наоборот. Поэтому естественно, что быть самоотверженным и деятельным сторонником усиления и возвышения царской власти входило в интересы самого мцигнобартухуцеси».В противовес влиянию греческой Церкви, Чкондидский епископ также отличался особой преданностью царской власти, и ко времени реформ Давида Строителя эта преданность уже имела двухвековую традицию.Мцигнобартухуцеси, как монах, а Чкондидели, как епископ, могли заниматься церковными делами. С объединением этих двух должностей, влияние Мцигнобартухуцеси-Чкондидели на Церковь значительно возросло, что дало возможность царю подчинить Церковь влиянию своей власти и получать от нее большую поддержку в государственных делах.
Помимо церковных дел, Давид Строитель наделил мцигнобартухуцеси высшей властью управлять судебным ведомством; кроме того, в его ведении, как первого в иерархии чиновника, находились все внутренние и внешние государственные вопросы. Этот могущественный власть предержащий назывался визирем. Как первое лицо при царском дворе, он осуществлял контроль над всеми ведомствами центрального аппарата и при получении соответствующей санкции проводил от имени царя мероприятия государственного значения.
Примечательно, что на протяжении существования единой Грузинской феодальной монархии эта должность сохранялась почти неизменно и принятый Давидом Строителем порядок, за редкими исключениями, почти не нарушался. Среди мероприятий, предпринятых для централизации власти, одним из важнейших было создание института «мстовари» («лазутчиков»), который царь Давид превратил в мощное орудие подавления феодальной оппозиции. Это был искусно отлаженный разведывательный аппарат, посредством которого царь бывал в курсе всего, что только происходило в войсках, монастырях или в домах крупных феодалов. По словам историка царя Давида, даже «помыслы» его__подданных доходили до царя. «И это твердо знал каждый человек, что уже при исходе слова из уст без сомнения известно становилось оно царю». Высказано предположение, что разведывательный аппарат, возможно, действовал и за пределами страны и поставлял царю Давиду нужную информацию о действиях его соседей и врагов. Этот разведывательный аппарат входил в ведомство внутренних дел, которого возглавлял мандатуртухуцеси.
Мандатуртухуцеси (начальник служащих внутренней полиции – мандатуров) был, после визиря, первым должностным лицом при царском дворе, он упоминался перед занимавшим введенную в это же время должность амирспасалара. Примечательно, что, согласно правилу, принятому со времени Давида Строителя, мандатуртухуцеси, даже после возвышения звания амирспасалара (во времена Георгия III и Тамары), всегда упоминался перед амирспасаларом.
В процессе создания полноценного центрального чиновничьего аппарата во время царствования Давида Строителя, как выясняется, сформировалось отдельное царское финансовое ведомство во главе с мечурчлетухуцеси.
В соответствии с интересами централизации управления произошла реорганизация войска. Новые виды войска отличались высоким профессионализмом и верностью царской власти. Ополчение, выводимое воеводами, имевшими условные владения (т. н. «мосакаргаве»), служили исполнению царской воли. С воеводством они совмещали также и должности при царском дворе, и следовательно, – являлись чиновниками, подчинявшимися центральному аппарату.
Кроме пятитысячной личной гвардии «монаспа», Давид обзавелся и 60-тысячным постоянным войском. В случае необходимости он использовал также и наемное войско («Рокис спа»). Для оперативного руководства многочисленной армией было создано специальное военное ведомство во главе с амирспасаларом.
Ведомства, которые охватывали практически все сферы руководства страной, сосредотачивались в одном общем управлении, во главе которого стоял царский визирь – Мцигнобартухуцеси-Чкондидели. Так произошла концентрация государственного управления при царском дворе. Как отмечал Н. Бердзенишвили, в эпоху царя Давида, «из государства, как из центрального фокуса, исходит все: административное управление страной, судебное дело, военное дело («монапирэ, мосакаргаве»), даже дело управления Церковью... Централизовано также и таможенное дело». Весьма примечательно, что созданный Давидом Строителем центральный чиновничий аппарат оставался по существу не- изменным и в период царствования его наследников (Деметрэ I, Георгий III, Тамар). Вплоть до монгольского владычества самодержавность царя в Грузии ни разу не подвергалась сомнению.
Монархия была политической системой, которая соответствовала условиям объединенной Грузии и служила ее дальнейшему развитию и укреплению, что полностью исключало одновременное сосуществование этно-территориального принципа в условиях централизации власти. Источником благополучия знати уже выступал царский двор и представители знати боролись за власть при царском дворе. Поэтому со времен Давида Строителя ни один воевода не предпринимал попыток для восстановления былой независимости своих владений, ни одно бывшее царство не приложило усилий для достижения независимости и даже в тяжкую пору монгольского владычества страна сохраняла единство.

Правовое положение армянских княжеств в политической организации единой Грузинской феодальной монархии

В начале этой работы уже было сказано, что постановка вопроса о «статусе Армении», вошедшей в состав единой Грузинской феодальной монархии, принадлежит армянской историографии. Уже сама постановка этого вопроса фактически подра- признание Армении в составе Грузии; однако ряд армянских авторов в своих трудах отрицают что-либо подобное, или же – выказывают неистребимое желание к опровержению данного предположения. Думается, историографический обзор убеждает в беспочвенности утверждения о какой-либо форме независимости армянских областей Грузии. Источники не содержат сведений о существовании каких-либо элементов, выражающих суверенитет «армянских княжеств», объединенных в составе Грузии, а исследовательские методы большинства представителей современной армянской историографии и основанная на них историческая картина мало согласуются с реальной обстановкой, которую рисуют научные способы исследования. При поисках следов суверенности армянских областей в Грузии XII-XIII вв. основные аргументы упомянутых авторов, как мы уже видели, основываются на предвзятой идее этнического и культурно-политического армянства Мхаргрдзели и на безмерном преуве- личении их роли в политической жизни Грузии XII в., а также – на неверном понимании форм феодального землевладения в Грузии XII-XIII вв. и непонимании социальных или политических формулировок грузинских источников (как, например, пожалование страны во владение, понятие семи царств и т. п.), а в отслучаях, – произвольном сотворении фактов. Например, «династия Захарянов», «государство Захарянов» и др.
Вхождение армянских областей в состав единой Грузинской феодальной монархии и их лияние с грузинской государственностью не было конъюнктурно обусловленным единовременным актом. Объединение большей части Закавказья в единое государство имело гораздо более глубокие корни социально-экономического и политического характера и исходящие из них долговременные политические процессы реализовались лишь в удобных для этого внутренних и внешних условиях. Расположение на важном торговом и военно-стратегическом перекрестке придало Закавказью весьма выгодную роль золотого моста, связывающего восточные и западные цивилизации, но вместе с тем его постигла нелегкая участь спорной для великих империй земли. Поэтому грузинские и армянские государства, вместе с соседними большими странами, оказались изначально втянутыми в долгую и ожесточенную борьбу за гегемонию в Закавказье. Эта борьба имела одну примечательную специфику: соперники ставили целью завладение всем Закавказьем, а точнее, всем Казказом и не довольствовались контролем над какой-то его частью. Это, в основном, было вызвано естественными условиями Кавказа, которые превращают этот регион в одну целостную хозяйственно-экономическую и военно-стратегическую общность. Большие войны периодически вызывали перемещение связывающих Восток и Запад торговых артерий то с Юга на Север, то с Севера на Юг, в соответствии с чем проходящие через Грузию и Армению международные трассы попеременно активизировались на ближневосточной арене. Необходимостью доступа к стратегическим коммуникациям друг друга отчасти объясняется стремление соседних армянского и грузинского государств к расширению своих границ до берегов Куры и Аракса, чтобы свести до минимума зависимость функцинирования коммуникационных систем от внешних условий, что довольно рельефно отразилось в истории Закавказья. Соседи также сильно зависели друг от друга с точки зрения обороны. Возвышавшиеся в северной и южной части Закавказья горные системы представляли естественную преграду против врагов, и их эффективность при условии общего контроля неизмеримо возрастала. Общие интересы обороны нередко смягчали остроту борьбы за собственные территориальные претензии и придавали возникавшим между соседями противоречиям и противостоянию несколько локальный и внутренний характер.
Характерно, что «Картлис цховреба» («История Грузии») четко отличает друг от друга два вида войн – внутренние и внешние. По ее представлениям, внутренняя война – это борьба кавказских народов за объединение их стран под главенством одной из них, а внешняя война – борьба для самозащиты против внешних поработителей. Идея объединения Закавказья, по-видимому, была рождена главным образом геополитескими условиями этого региона и ее отображение в сознании политиков было обусловлено жизненными закономерностями. Борьба за материализацию этой идеи с древнейших времен прослеживается в деяниях политических деятелей Закавказья (попытки Тиграна Великого, Фарсмана Великого, Вахтанга Горгасала и др.).
Наиболее ясные и реальные сведения о борьбе за политическое объединение Закавказья сохранились в отображающих историю этой земли в IX-XII вв. грузинских и армянских источниках, согласно которым возникшие в условиях ослабления арабского владычества и боровшиеся с ним грузинские и армянские политические образования обнаруживают неудержимую тенденцию к укрупнению. Преодолев старые этнические границы, процесс объединения постепенно охватывает все Закавказье. По утверждению С. Еремяна, в правящих кругах Ширакской ветви армянских Багратидов вырабатывается политическая доктрина об объединении христианских народов Закавказья в единое государство, которое якобы должно было образоваться под эгидой ширакских Багратидов.
В качестве своей родовой вотчины рассматривали христианский Кавказ и грузинские династы. Теория, связывающая потомство Багратионов с пророком Давидом и тем самым – с Господом Иисусом Христом, литературно была зафиксирована в сочинении Гиорги Мерчуле в середине X в., что придавало публичный характер притязаниям грузинских властителей на весь христианский Кавказ.
Примечательно, что силы, вовлеченные в процесс борьбы за воплощение этого политического идеала Багратидов, для зав-ладения военно-стратегическими позициями (шла ли речь о Картли или албанских землях, о Гугарети или «вратах аланов») группировались под знаком неэтнических, а политических интересов. Поэтому главные противоборствующие силы – грузинские и армянские цари и князья нередко оказывались в одном лагере. Национальная принадлежность Адарнасэ, царя грузин (888-923) не помешала ему попытаться с помощью армян изменить в Армении политическую ситуацию, как только разошлись интересы его и Смбата I. По свидетельству Иоанна Драсханакертского, группа армянских нахараров, под руководством Хасана, предложила Адарнасэ армянский престол и попросила помощи для свержения Смбата I. Адарнасэ с большим войском вторгся в Ширакскую область и захватил Аниискую крепость.
Общее происхождение грузинских и армянских Багратидов, вероятно, играло определенную роль в предложении Адарнасэ армянского престола, но перед лицом большой политической задачи, которая подразумевала в будущем политическое и культурное слияние христианских народов Закавказья, этническая принадлежность, в известной мере, теряла свое значение, особенно для высших слоев общества. В этом же направлении действовало и развитие близких, родственных отношений между представителями грузинской и армянской династий и феодальной аристократии, принявшее особенно широкий характер именно в эту эпоху.
В условиях близости агрессивных государств и мусульманского культурного давления наилучшей перспективой представлялось объединение христиан в одном государстве, что на основе существующего в Закавказье расклада основных сил могло быть воплощено только в качестве объединения «в Армению» или «в Грузию». Борьба армянских Багратидов за реализацию политического идеала в IX-X вв. опиралась в основном на сотрудничество с центральной властью халифата. С угасанием его власти в Закавказье, освободившаяся от арабской зависимости Арменияраспалась на отдельные царства и княжества; процесс дальнейшего раздробления еще более углубился, благодаря чему большие планы армянских политиков затуманились и превратились в химеру. Более того, начавшаяся с середины X в. византийская агрессия поставила под сомнение само будущее существование армянских политических образований. В этих условиях влияние грузинских представителей власти все более возрастало. По сообщению Иоанна Драсханакертского, «сына [царя] Смбата, Ашота... воцарил над армянами царь Вирка»1 т. е. Грузии. Во второй половине X в. этот процесс становится гораздо более глубоким и последовательным По свидетельству армянских источников, прославленный властитель Тао Давид III куропалат не только активно вмешивается в споры армянских династов и по своему усмотрению улаживает их взаимоотношения, но и при участии армян освобождает армянские земли от владычества арабских эмиратов и затем присоединяет их к своему царству. Успех объединительного движения в Грузии, для развития которого, в отличие от Армении, здесь образовалась гораздболее широкая социально-экономическая и политическая база, обеспечивает последующий рост влияния грузинских правителей (Баграта III, Георгия I, Баграта IV) в Армении. Отныне борьбу за воплощение политического идеала Багратидов продолжают только грузинские правители. К середине XI в. в результате крупной агрессии византийцев и набегов турок-сельджуков в Армении до основания была разрушена национальная государственность, и спасение христинства в Закавказье и его будущее увязалось с возможностями Грузии.
В это кризисное для истории Закавказья время, когда орды кочевников-сельджуков грозили полным уничтожением феодального хозяйства, по заданию грузинских правящих слоев вырабатывалась концепция Леонтия Мровели об общем происхождении, родстве и братстве кавказских народов, которая фактически представляла собой дальнейшее развитие уже ранее сформировавшегося в высших правящих кругах Грузии и Армении воззрения, поскольку она подготавливала идеологическую основу для распространения грузинской государственности не только на христианскую часть Закавказья, но и на весь Кавказ. Время для выдвижения этой концепции, по нашему мнению, было выбрано исключительно точно. Только общая опасность могла ускорить длительный процесс объединения народов этнически и конфессионально пестрой земли. И поскольку организатором борьбы против общего врага могла выступить только объединенная Грузия, постольку в случае победы могли воплотиться многовековые попытки распространения грузинской государственности на весь Кавказ, что с успехом и завершил Давид Строитель.
В основу политики Грузинского государства в отношение освобожденных от сельджуков территорий был положен религиозный принцип. Те территории, в которых преобладало христианское население (Западный Ширван и Северная Армения), были включены непосредственно в состав Грузинского государства, а отношения с остальными были установлены на условиях вассальной зависимости, что вполне отвечало старинной общей грузино-армянской доктрине создания в Закавказье единого христианского государства. Как видно, по этой причине, армяне ощущали себя соучастниками зарождения нового большого грузинского государства и его структур. Такой настрой, думается, нашел отражение в соответствующих формулировках армянских источников, в которых весь государственный аппарат воспринимается, как грузино-армянский: «царь грузин и армян», «полководец грузин и армян», «грузинско-армянское войско» и т. д. Синонимы этих высказываний – «царь христиан», «христианское войско», «христианская страна» и др., в которых выражается культурно-политическое содержание единого, общего государства. По-видимому, укреплению подобной уверенности в армянском обществе в значительной мере способствовала знаменательная формула, относящаяся к грузинским царям – «меч Мессии», обозначавшая избавителя и покровителя христиан и подразумевавшая, наверное, в том числе и армянское христианское население. Примечательно, что и армянские авторы позднего средневековья при разговоре о Грузии обращаются к старым формулировкам: «христианская страна», «христианский царь», и др. Вместе с тем, названные армянские авторы хорошо понимают, что эта «общее христианское государство» все-таки является Грузией. Те же «грузинско-армянские» войско, царь или полководец попеременно названы грузинскими. Видно, поэтому нередко их повествования проникнуты ностальгией (напр., у Мхитара Гоша). Грузинский характер «общего государства» христиан в Закавказье объясняет исторической закономерностью следующее предание, сохраненившееся в сочинении Киракоса Гандзакеци: «...великолепный, бесценный трон, дивную корону, подобной которой не было ни кого из царей, которая, говорят, принадлежала Хосрову, отцу армянского царя Трдата Великого, и, спрятанная там, сохранилась благодаря неприступности места [затем] досталась царям грузинским (подразумевается, что по воле Божьей) и там и оставалась по сей день».
Этим преданием признаются права грузинских царей не только на часть Армении, вошедшую в состав Грузинского царства, но и на всю историческую, Великую Армению, и следовательно, они признаны законными наследниками армянских царей. Литературное фиксирование этих преданий в армянской части Грузии, разумеется, создавала благоприятную идеологическую среду для властей и способствовала слиянию этих областей с остальной частью страны.
Благодаря своему географическому расположению, с присоединением к Грузии армянские области административно оказались в ряду порубежных областей, которые в отличие от других были более зависимы от центральной власти. Армянские административные единицы для управления вверялись только самым надежным, с точки зрения царя и государства, представителям знати, среди которых в этом смысле выделялись Мхаргрдзели. Их вклад в укрепление феодальной монархии довольно широко отображен в грузинских и армянских источниках.
Подтверждением полного вхождения Армении в единое Грузинское феодальное государство является также социальная структура и культурный облик этой части Грузии в XIII-XIV вв.
Наряду с политическим вхождением в грузинские границы, Армения оказалась в общем пространстве феодального развития Грузии, благодаря чему она и социально и культурно сблизилась с Грузией. В параграфах Судебника Мхитара Гоша совершенно ясно просвечивают характерные для грузинского общественного строя взаимоотношения, что свидетельствует и о том, что ко времени создания упомянутого армянского светского судебника на присоединенной армянской территории уже воцарился грузинский тип феодализма и она не только политически, но и социально стала органической частью Грузии, что само собой исключало наличие в этой части страны какого-либо независимого социально-политического института. А общая социально-политическая среда была тем главным условием, которое давало возможность равного пользования государственным благом всем его членам, по-этому, по всей вероятности, разобщение с ним никого не устраивало, тем более, что на фоне армянских земель, попавших под мусульманское владычество, еще более явно вырисовывалось преимущество грузинской социально-политической системы, служившей основой для развития и расцвета Армении в составе Грузии. Это социально-политическое единство оказалось столь прочным, что при административном устройстве подвластной им страны монголы с самого начала были вынуждены причислить к Грузии (Гурджистанскому вилайету) и Армению. И как предполагал Н. Бердзенишвили, такое решение было принято ими в результате активных действий армянских политических деятелей. Потому-то, отмечал Н. Бердзенишвили, феодальная Грузия не знала никакой борьбы за племенную независимость, феодалы были олицетворением «Грузии», были равными творческими создателями грузинского феодального общества. Если феодал был настроен сепаратистски, он исходил не из факта культурного (племенного) своеобразия своей вотчины, но из собственных феодальных, хозяйственных, политических интересов.
В период владычества монголов, когда власть грузинского царя была крайне ограничена, а каждое проявление сепаратизма феодалов и попытку нарушения целостности страны поддерживали всеми способами, политическое единство армянских общин с Грузией и впрямь обеспечивала, в первую очередь, заинтересованность самого армянского феодального общества в этом единстве, где для него открывалось гораздо более обширное поле деятельности, нежели она могла иметь в небольшом княжестве, находящемся в отсталом окружении. В этом отношении весьма примечательна судьба Орбели – арменизированных грузинских владетелей области Сивниети (Сюника). Элигум и его наследники с помощью монголов за счет земель соседних феодалов создают обширную вотчину и утверждают ее за собой на основании монгольского права, после чего их княжество лишь формально остается в составе Грузии. Но вскоре Орбели опять возвращаются в сонмище грузинской знати и после 1258 г. их дом все-таки включен в податные книги Грузии. Монгольская социально-экономическая система не уживалась с вотчинным владением. Поэтому ради закрепления и неоспоримости вотчины, за что и боролись Орбели, нужно было привлечь грузинское феодальное право и обретенную на основании местной законности легальность.  Социальные интересы армянского населения в эту эпоху, особенно в его верхних слоях, тесно увязывались с грузинским государственным сознанием, что, породило, как об этом писал И. Орбели, стремление армянских светских феодалов ко все более растущему нивелированию с грузинскими светскими феодалами.
Н. Марр также отмечал: «Армянская аристократия уже в это время (в XII в.) стояла на последней ступени полной денационализации и ее национализм, как кажется, исчерпывался лишь официальной принадлежностью к Армянской Церкви. С разрывом этой слабой связующей нити старинная армянская аристократия должна была исчезнуть в основной Армении, слившись с чужеземными культурными слоями, грузинскими или мусульманскими, с которыми ее уже давно связывали не только политические и экономические интересы, но также и духовные, в частности, художественный вкус и идеалы».
Распространение грузинской культуры и грузинского языка на территории бывших армянских царств сопутствовало проникновению и утверждению в Армении грузинской государственности, что в значительной мере ускоряло интеграционные процессы в пределах закавказского христианского мира. Даже когда развившийся в XIII-XV вв. процесс децентрализации вызвал разрушение административно-территориального деления Грузинского государства и постепенное утверждение вместо него сеньорального принципа, в армянских областях не изменилось грузинское социально-политическое содержание существующих феодальных княжеств и они не обособлялись от грузинской государственности, до тех пор пока в начале XV в. туркмены силой не оторвали их от Грузии и не утвердили там необратимо восточные варварско-феодальные отношения. Консолидирующую роль грузинской государственности и ее способность оказывать большое влияние на армянское общество не отрицает и С. Еремян, когда на основе анализа происходивших в IX-XIII вв. в Закавказье социально-политических и культурных процессов заключает, что «период, когда армянские земли находились в составе феодальной монархии Грузии, и в дальнейшем (в XVIII в.) воздействовал на сознание последующих поколений. Когда в политических кругах армянского народа дебатировался вопрос об освобождении армянских земель с помощью русского оружия и вооссоздания армянского государства, то оно осмысливалось только в рамках объединенного армяно-грузинского государства.
Таким образом, точка зрения армянской историографии относительно совершенно особого, в отличие от других частей страны, политического статуса Армении в составе средневековой централизованной Грузинской монархии, как видим, не подтверждается данными исторических источников и противоречит реальным факторам социально-экономического, политического и культурного характера, из которых выделим несколько основных:
Интеграционный характер протекавших на протяжении IX-XIII вв. в Закавказье социально-экономических, политических и культурных процессов, которые, в первую очередь, подразумевали объединение христианских стран в одно государство и опирались на объективные условия геополитического положения страны, а также, политическое устройство единой Грузинской феодальной монархии во главе с самодержавным царем – «мечом Мессии», фактически исключал возможность существования в рамках этого централизованного государства любой формы политической независимости отдельных его частей, в том числе, и армянских областей.
Перелом, происшедший в XII-XIII вв. в сознании армянского населения, находившегося под покровительством и под влиянием богатого и могучего христианского государства и приобщившегося к социально-политической и культурной жизни Грузии, способствовал усвоению им идеи грузинской государственности и порождал стремление, особенно в высших слоях, к слиянию с грузинским обществом.
В условиях подобного развития исторических явлений, армянские феодальные дома становятся еще более зависимыми от центральной власти. Более того, даже когда в результате переплетения внутренних и внешних факторов (углубление феодализации и установление монгольского владычества в Грузии) центральная власть ослабла, и получили развитие тенденции к распаду Грузии, и как будто ничто не препятствовало формированию владений армянской знати в качестве обособленных политических образований, они все же не проявляли подобного стремления, поскольку их независимое существование, видимо, все же зависело от наличия ослабленного, но все еще единого Грузинского феодального государства. Примечательный факт – как только туркмены в начале XV в. отделили Армению от Грузии, большинство армянских феодальных домов исчезло.
Таким образом, поиски отличного от остальной части страны статуса для вошедшей в состав единой Грузинской феодальной монархии и слившейся с грузинской государственностью Армении, что воочию противоречит общей картине исторического развития Закавказья в средние века, полностью лишены серьезного научного основания.

Автор статии - Гурам Майсурадзе; Перевод: Л. Дуларидзе, Л. Микиашвили;
Материал взят из книги – «из истории взаимоотношений Грузии и Армении в IV-ХII вв», Тбилиси, 2002. Некоторые вопросы истории Грузии в армянской историографии. Тбилиси, 2009 г.