«Ему 60 лет, он высок ростом, бодр и сильного телосложения; у него прекрасное лицо длинная борода, которая очень ему идет». Так описывал внешность Сулхана-Саба один итальянец встречавшийся с ним в Тоскане.
«Я рад, что в Риме вами усердно занимается молва, правильно вы себя ведете и умно»,— сказал папа Климент XI грузинскому писателю, которого «вся Грузия считала своим отцом».
Современники называли автора «Мудрости вымысла» «великим исследователем, глубоким мудрецом», «ученым и философом», «источником, рекой мудрости». Поэт-современник воспел его во вдохновенных стихах:

Саба-Сулхан сын Орбели Поднялся мудростью выше орлов.

Окруженный ореолом, стоит в пантеоне грузинской литературы и культуры великий просветитель и гуманист, писатель и лексикограф, поэт, большой государственный деятель и дипломат Сулхан-Саба Орбелиани. Имя «Саба» («Савва») Сулхан получил в монашестве.
Сулхан-Саба принадлежал к знатнейшему феодальному роду, который дал в свое время немало славных национальных деятелей — писателей, поэтов, каллиграфов и полководцев. Многие представители рода Орбелиани играли выдающуюся роль в общественно-политической и культурной жизни Грузии средних веков.
Сулхан Орбелиани родился 4 ноября (по новому стилю) 1658 года. Сохранилась запись, в которой точно указана дата рождения писателя. «Родился Сулхан-Саба Орбелиани в 1658 году, октября 24, в воскресный день, в полуночное время».
Родина Сулхана— село Тандзиа (Южная Грузия, ныне Болнисский район), наследственное владение Орбелиани.
Сын крупного феодала, Сулхан имел широкие возможности получить блестящее по тому времени образование.
Отец его считался человеком ученым. Между прочим, он был в то время одним из немногих, владевших так называемым «заглавным округлым письмом». «Заглавные буквы, — писал один из сыновей Вахтанга, известный каллиграф и церковный поэт Николоз Тбилели, — издревле были приняты у грузин, но в наше время никто не был им обучен, кроме старшего брата моего, Сулхана-Саба. Он же научился им у отца моего, а затем обучил и меня».
К сожалению, не сохранилось сведений относительно матери Сулхана Тамар. Можно думать, что она, как дочь арагвинского правителя и внучка «великого Эристави Нугзара», также была вполне образованной женщиной. Недаром семья Орбелиани дала Грузии таких крупных деятелей, как Сулхан-Саба и его братья — известный поэт Димитрий Орбелиани, упомянутый выше Николоз Тбилели и каллиграф Заал-Зосиме.
Мы полагаем, что годы учения Сулхан провел при дворе грузинского царя Вахтанга V, или Шах-Наваза (1658-1675). Будущему придворному, сановнику, дипломату и государственному деятелю необходимо было заранее ознакомиться со всей системой управления государством. Здесь же он мог удовлетворить и свою любознательность, получив доступ к богатой царской библиотеке, в которой хранились редчайшие грузинские и персидские фолианты. Ведь Сулхан, по собственным его словам, «был очень большим любителем учения».
Сулхан, по традициям рода, очень рано отдался государственной деятельности.
В 1698 году произошел резкий перелом в жизни Сулхана Орбелиани. С этого времени придворный, феодал и баснописец становится «смиренным монахом Саба».
Какие переживания, какие потрясения могли привести великого Орбелиани к воротам монастыря Иоанна Крестителя в пустыне Давид-Гареджи 18 марта 1698 года? Монашеский клобук надевает крупнейший мыслитель Грузии, значительное творение которого книга «Мудрость вымысла» полна солнечной радости, эротики и сарказма по отношению к христианскому фанатизму и церковно-клерикальным книгам.
Мы склонны предполагать, что пострижение Сулхана в монахи не было насильственным актом. Пессимистические настроения Орбелиани скорее были вызваны политическим и экономическим положением Грузии, острым сознанием морального упадка правящих кругов.
Наконец, если верить утверждению католического миссионера, проживавшего в Грузии, Саба стал монахом, чтобы добиться большей свободы действий в борьбе за соединение грузинской православной и римско-католической церкви. Такое решение Сулхана диктовалось политическими соображениями. По мнению Саба, таким путем можно было освободить Грузию от магометанского ига и поднять ее благосостояние.
Сулхан поселился в пустынной местности Давид-Гареджи, вблизи монастыря Иоанна Крестителя. На этой безводной, голой равнине водились лишь джейраны и во множестве змеи. Монахи-отшельники, связанные с монастырем, жили в расселинах скал поблизости от него.
Суровая, неприглядная природа и частые набеги врагов сделали жизнь в Гареджийской пустыне трудной и опасной. В те времена дагестанские феодалы были подлинным бичом Кахетии, которая постоянно находилась под угрозой вражеского вторжения. «Трудно было осмелиться жить в тех местах из-за постоянных вражеских нашествий», — писал один из современников Сулхана.
Однако даже в пустыне Сулхан-Саба не прекращал своей политической деятельности.
Позже он надолго покинет монастырь и отправится с дипломатической миссией сначала в Иран, затем в Париж и Рим. И даже в проповедях поры сурового отшельничества явно прорываются его национально-политические тенденции. В них Саба предстает перед нами как непреклонный моралист и пламенный трибун. С гневом и болью видит он разорение своей отчизны.
Хищнические инстинкты феодалов, их эгоистические расчеты, анархия, вызванная борьбой претендентов за престол, непрерывные войны, торговля пленными — все это подрывало национальную экономику. В огне пожаров исчезали целые города и села. Народу грозила гибель.
Известно, что ради политической карьеры и сохранения своих прав некоторые феодалы-честолюбцы готовы были на все, в том числе с легкостью отказывались от веры своих предков. Даже за номинальный переход в магометанство иранский шах жаловал крупными поместьями, наделял вновь обращенных широкими правами, которые использовались главным образом для угнетения народа. В результате население Грузии в XVII-XVIII веках значительно сократилось за счет постыдной торговли людьми на невольничьих рынках Стамбула, Исфагани и Алжира.
В такой-то атмосфере и приходилось жить и бороться Сулхану Орбелиани.
Своим суровым и резким словом он беспощадно разоблачал изменников веры и отечества.
«.. .Вы продаете веру за мелкую мзду или из зависти к соседу! — восклицал Сулхан. — Стоит вам увидеть блестящий наряд на ком-либо из богачей, парчу или золотистую ткань, как вы исполняетесь завистью к нему, предаетесь стяжательству, грабежам, творите всякие беззакония...»
Следует отметить, что и сам Саба становится убежденным католиком. В Риме он приобрел репутацию «очень стойкого» и «весьма преданного католика». Сам папа Климент XI говорил, что Саба «проявил многообразные и превосходные черты ревностной веры».
Ориентация на Рим прочно утвердилась в грузинских политических кругах, католические миссионеры добивались слияния грузинской церкви с римско-католической, вопрос о таком слиянии не сегодня-завтра предполагалось поставить на практическую почву.
Так или иначе, Саба до отъезда в Европу лишь негласно исповедовал эту религию, подобно грузинским царям и некоторым феодалам. Официально же он принял католичество только в бытность свою в монастыре Сан-Базилио.
Эта догадка подтверждается также тем обстоятельством, что мы не располагаем хотя бы одним — единственным документом, свидетельствующим о деятельности Саба-католика и о его активных сношениях с Римом до поездки в Европу, если не считать упомянутой эпистолы, с которой Саба обратился к папе 15 августа 1709 года.
Любопытно, что о принадлежности Саба к ордену св. Базилия упоминается лишь с 1713 года. Представители конгрегации пропаганды веры папской канцелярии, так же и сам папаКлимент XI, очевидно, с полным основанием называли Саба «монахом ордена св. Базилия».
Во время путешествия в Сицилию Саба исповедовался в монастыре Сан-Базилио. «В Мессине ваш консул проводил меня и оставил в нашем монастыре св. Базилия», — писал он французскому министру.
Интересен также тот факт, что сопровождавший Саба грузинский монах был «базилианцем».
Однако Орбелиани, даже если он и был в ту пору неофитом, все же не считался заурядным членом могущественного ордена: ему была присвоена степень «старейшины базилианцев». Саба, по свидетельству Вахтанга VI, являлся старшим монахом ордена св. Базилия в монастыре святого Иоанна Крестителя в Грузии.
Грузинское духовенство, разумеется, не осталось равнодушным к его миссионерской деятельности и подвергло латинофила Саба жестоким преследованиям. Миссионер делла Рока писал, что Сулхану «нанесли много оскорблений и причинили беспокойств из-за его твердой приверженности к католической вере». Документы Ватикана также свидетельствуют о том, что «грузины очень разгневались» на возвратившегося из Европы Саба.
Сам Саба более подробно рассказывает о гонениях, которым он подвергался со стороны грузинского духовенства.
«Грузинские епископы и священники стали преследовать меня за то, что я был в Риме,— пишет он... — Духовенство пожелало созвать собор и сокрушить меня. Созвали собор во Мцхета и потребовали, чтобы я произнес хулу на папу. Я не мог отречься... Они пытались причинить мне много зла».
Начиная с XIII века конгрегация пропаганды веры в Риме энергично добивалась подчинения грузинской церкви папе римскому. Грузия, в свою очередь, искала в Западной Европе при поддержке католических кругов прежде всего сильного и культурного покровителя. Эфемерные надежды на помощь Европы особенно ярко проявляются с первой половины XIII века, то есть в тот период, когда Грузия была политически в крайне тягостном положении.
Наиболее гибкие политические деятели страны рассчитывали благодаря содействию папы получить помощь европейских государств. «Сердца наши и взоры устремлены к тебе, и мы смотрим на тебя с большой надеждой... Вырви нас из волчьей пасти, не обрекай на гибель», — писал Георгий XI папе Иннокентию XI.
В этих словах ясно выражены стремления определенных общественных кругов Грузии, выдающимся представителем которых был Сулхан-Саба Орбелиани. Поэтому мы полагаем, что правы были те римские миссионеры, которые считали, что Саба стал монахом, желая свободнее действовать в целях объединения грузинской и римско-католической церкви. А в конечном счете эти его помыслы были направлены к освобождению Грузии от постоянных посягательств со стороны персидских и турецких захватчиков.
Миссионер Джустин Ливорнский сообщает в одном из своих донесений папской канцелярии, что Саба воспитал Вахтанга и его супругу — царицу Русудан.
Как известно, царь и царица действительно с большой любовью относились к Саба. В письмах Вахтанга своему воспитателю обычными были теплые обращения, как «возлюбленный дядя», или концовки «остаюсь навеки, каким был до сих пор, покорнейшим племянником моего возлюбленного дяди», «нижайшая племянница (или племянник) моего возлюбленного дяди» и т. п. Чтобы яснее представить себе отношение царской четы к Сулхану, достаточно вспомнить волнующую картину прощания с ним в Г ори в день отъезда на Запад. Миссионер Ришар описывает, какое гнетущее впечатление произвела на царицу Русудан и на царский двор весть о неизбежной разлуке с Сулханом-Саба Орбелиани.
«Как только свита Саба узнала о его решении, она тотчас же оповестила царицу, которая срочно разослала более тридцати гонцов с письмами к Саба и к владельцам имений, мимо которых мы должны были проезжать. Письма царицы, наследника Бакара и некоторых офицеров глубоко растрогали Сулхана. В них сообщалось, что царица, узнав о нашем отъезде, впала в глубокую скорбь и так неутешно рыдала, что сейчас находится чуть ли не на краю смерти. Но Саба всех успокоил, заверив, что скоро вернется, и мы продолжали наше путешествие».
Авторитет Сулхана-Саба, особенно в первый период царствования Вахтанга (1703-1712), казался незыблемым. До того как Вахтанг VI стал правителем Картли, Саба делил с ним все трудности неспокойной скитальческой жизни в глухих уголках Грузии.
Коренное улучшение народного хозяйства, достигнутое в период кратковременного царствования Вахтанга VI, литературные, исторические, географические и юридические памятники тех лет наглядно говорят о том, что страна, направляемая опытной рукой Сулхана-Саба Орбелиани, вступила на верный путь.
Однако царствование Вахтанга оказалось недолговечным. После смерти Кайхосро I он вместе с Саба отправился в Иран. Шах принял Вахтанга с большими почестями, но все же потребовал от него перехода в магометанство, на что получил решительный отказ. Тогда Султан-Гусейн назначил правителем Картли брата Вахтанга— Иасе, принявшего магометанство, а самого Вахтанга приказал отправить в Кирман. И Картли снова страждет от предательства и кровавых столкновений.
Саба не отступился от своего воспитанника даже в этой, казалось бы, безнадежной ситуации.
Именно ради спасения Вахтанга он и предпринял позже трудное путешествие в Париж и Рим и, опираясь на свои католические связи, добивался там материальной и моральной поддержки против исконных врагов.
Дипломатическая деятельность, которой Саба отдал волей-неволей последние годы своей жизни, стала известна, главным образом, в связи с этой его миссией в Европу. Однако, как выясняется, это было далеко не единственное дипломатическое поручение, доверенное ему правителями Грузии. Так, по сообщению царевича Иоанна, Саба, находясь при иранском дворе, «весьма потрудился, съездив в Исфагань с поручениями царей».
Известно также, что Сулхан в 1711 году выполнял какие-то дипломатические поручения царя Кайхосро. «В декабре 1711 года, — читаем в „Словаре“, — Саба отправился в Хорасан. Царь Кайхосро призвал его 11 декабря и отправил со многими дарами».
Так или иначе, уже до поездки в Европу Сулхан завоевал всеобщее уважение на родине своей дипломатической деятельностью.
Поездка же ко двору Людовика XIV и папы Климента XI выдвинула его в число крупнейших дипломатов того времени.
Мы уже говорили о том, что на протяжении веков грузинские деятели не теряли призрачных надежд на помощь со стороны Западной Европы. «Мы думаем и даже видим, что солнце начинает озарять своим ослепительным сиянием всю остальную часть земли», — писал после падения Византии картлийский царь Константин Изабелле Кастильской.
Сулхан-Саба в бытность свою в Версале обратился к Людовику XIV со следующими словами: «Великий король, ваша держава стала помощью царям и покровителем веры даже в таких отдаленных краях, как наша страна».
Именно эта «помощь царям» и внушала несбыточные надежды Вахтангу, Саба и другим государственным деятелям Грузии первой половины XVIII века. Ведь еще в 1709 году Саба писал папе: «Пусть ваша защита и помощь делом снизойдут на нас, православных, которые терпят большие бедствия от врагов».
Опасаясь вызвать гнев сторонников Ирана, Саба вынужден был соблюдать самую строгую конспирацию, поэтому-то он и уехал тайно из Грузии.
Мы не имеем никаких сведений о том, как добрался Саба до Константинополя, поскольку первая часть его «Путешествия», к сожалению, пока еще не найдена. Однако на долю Саба, очевидно, выпали большие трудности. Их-то и подразумевал Вахтанг, когда писал Саба. «Я очень огорчился, узнав, что вы сильно измучились в пути».
В апреле 1714 года Саба был принят в Версале «королем-солнцем» — Людовиком XIV, рассказал ему о тяжелом положении Грузии и просил освободить Вахтанга из плена, для чего, по мнению Орбелиани, необходимо было вручить 300000 экю в качестве «подарка» влиятельным лицам Персии. За это грузинский посол обещал французским коммерсантам открыть удобный торговый путь через Грузию и приобщить всю страну, в том числе мелкие племена Закавказья (24 провинции), к римско-католической церкви.
Людовик XIV дважды принял Саба, дозволил ему осмотреть Версаль и Париж, с готовностью обещал деньги для выкупа Вахтанга и свою моральную поддержку.
Успокоенный его заверениями, Сулхан-Саба Орбелиани все свободное время отдавал изучению незнакомой ему страны, ее богатой культуры.
Сохранился любопытный анекдот о пребывании Саба во Франции: когда он в качестве государственного посла Грузии предстал в Версале перед Людовиком XIV, последний только что оправился от болезни, страдал от упадка сил и был не в духе. Саба сердечно поздравил его с выздоровлением. В ответ король заметил, что, хотя он и избавился от одного злейшего врага — болезни, но на него ополчился другой враг — старость.

Ответ Саба понравился и королю и придворным, его передавали из уст в уста. Он стал известен также при дворе русского императора... «Фельдмаршал Александр Иванович Барятинский, — писала Ольга Ильинична Грузинская, — во время своего наместничества в Грузии не раз слыхал о старейшем грузинском посланнике и как-то рассказывал о его удачном ответе... Александру II».
Случилось, что Андриан Иванович Блюменталь поехал в Петербург, чтобы представиться государю. День представления был уже назначен, когда почтенный старик неожиданно заболел и не попал на прием... Государь всегда был особенно к нему милостив и не раз посылал осведомиться о его здоровье. Наконец Андриан Иванович оправился настолько, что мог явиться ко двору... Он извинился за то, что два раза обеспокоил царя просьбой...

Государь улыбнулся.

Обнадеженный и обрадованный милостивым приемом, Саба в первых числах июня отплыл на королевском корабле в Рим. Французское правительство заранее сообщило о его приезде Ватикану и просило оказать Саба особое внимание.
Действительно, посла Грузии приняли в Риме как желанного и почетного гостя.
Казалось, все сильные мира сего во главе с папой сговорились внушить Сулхану-Саба твердую веру в добрую волю Запада: и кардиналы, и грандук, и римская знать. Папа Климент XI при свидании обещал ему всяческую помощь в деле освобождения царя Вахтанга.
Саба поместили в монастыре св. Лазаря, окружив вниманием и заботами. Папская карета была предоставлена в его распоряжение на все время пребывания в Риме.
«Много имели мы от французского короля довольствия и милостивого внимания, но тут мне благодетельствовали еще больше», — рассказывает Саба. Высшие представители государственной и духовной иерархии каждый день устраивали в его честь приемы. «Очень нас утомили, — жалуется он, — ибо многие приходили и ласкали нас».
«Путешествие» Сулхана-Саба Орбелиани свидетельствует о широте его кругозора как мыслителя, о многогранности его интересов.
Приглядываясь к раскрывшемуся перед ним новому миру, Сулхан-Саба невольно сравнивал его с многострадальной Грузией. Окрестности Флоренции напоминают ему пейзажи Мегрелии (Западная Грузия), итальянское вино — живительную влагу атенских виноградников (близ г. Гори).
Как видим, Саба проявил себя искуснейшим дипломатом. Если Людовика XIV он соблазнял главным образом прибыльным торговым путем, то с папой он говорит об усилении и процветании католичества.
После длительного путешествия Сулхан-Саба возвращался в Грузию с теми настроениями, с какими и прежде неизменно возвращались грузины-дипломаты. Уже во время пребывания в Европе начинал угасать их энтузиазм. Вместо крестоносцев с мечами их сопровождали босоногие капуцины и францисканцы с папской буллой, где было немало извинений и еще больше утешительных слов.
Ограбленный, измученный и больной, добрался наконец Саба до границ любимой родины.
Мы узнали во всех подробностях, как Сулхан-Саба Орбелиани всю жизнь верой и правдой служил царю Вахтангу VI. И Саба в самом деле был добрым гением страны в годы его царствования. Но феодальная оппозиция, происки духовенства и слабохарактерность царя привели к катастрофе.
Вскоре, притом совершенно неожиданно, при дворе Вахтанга произошло непонятное событие: последовал разрыв между царем и Сулханом-Саба. «Коварство мира сего отдалило их друг от друга, а любители междоусобий всячески стремились еще более разжечь возникшие между ними разногласия». Гнев Вахтанга был так неистов, что обрушился даже на головы братьев Саба, на весь род столь преданных ему Орбелиани. А между тем, по словам Саба, ни он, ни его братья ни в чем не были грешны перед царем: «Царя попросту распалили против меня и моих братьев...»
Оппозиционно настроенные феодалы приложили все усилия, чтобы изолировать Саба от правящих кругов. Интриганы жестоко разделались с ним, но сердце царя все же не осталось глухим к горю своего воспитателя, и он, смилостивившись, «простил» Саба.
В примирении Вахтанга с Сулханом определенную роль сыграли их общие литературные интересы.
В интересующий нас период Вахтанг занимался переводом с персидского известного сборника басен «Калила и Димна». Он обратился к опальному воспитателю и другу с просьбой отделать поэтическую часть перевода. Со свойственной ему отзывчивостью Сулхан-Саба согласился взять на себя этот труд и блестяще обработал грузинский текст «Калилы и Димны».
Перевод выполнен в прозе со стихотворными вставками. Точно так же как и «Мудрость вымысла», сборник этот носит дидактически-воспитательный характер. В нем проводится мысль, что о человеке следует судить не по его происхождению или богатству, а по знаниям и высоте культуры. В книге правдиво и ярко изображено бедственное положение крестьян, которых грабят и разоряют жадные, ненасытные феодалы.
Совместная работа над переводом снова сблизила Вахтанга и Сулхана-Саба.
В дальнейшем положение в Закавказье продолжало осложняться. Шах лишил Вахтанга картлийского престола и передал Картли царю Кахети Константину.
Следует отметить, что к тому времени Петр I, желая поддержать Вахтанга, перебросил к границам Грузии 2.000 солдат с артиллерией, но помощь эта запоздала: Тбилиси был занят лезгинами-кизилбашами, а затем арзрумским пашой. В то же время Турция приступила к захвату иранских владений в Закавказье. В таких условиях Россия уже не могла вмешаться и повлиять на ход событий и Вахтангу пришлось покинуть родину. В июне 1724 года с многочисленной свитой он эмигрировал в Россию, где рассчитывал добиться более основательной помощи для освобождения Грузии. Однако судьба его сложилась иначе — из России он уже не вернулся.
Продолжал ли Саба после примирения с царем оставаться его ближайшим советником и, в частности, принимал ли он участие в решении такого важного политического вопроса, как вопрос об ориентации на Россию? По нашему мнению, тот факт, что Саба последовал за Вахтангом в Россию, говорит о том, что он по-прежнему принимал близкое участие в государственных делах.
За нашествием лезгин последовало вторжение турок, Грузия была разгромлена. «Страну разорили, — писал Вахтанг Петру I, — все селения вокруг города разорены и постройки разрушены. Множество людей угнано в плен, язык не в состоянии описать наших бедствий. Ведь Кахети вся занята лезгинами». Потерпев поражение, Вахтанг через Гори — Цхинвали — Рачу вместе с двухтысячной свитой направился в Россию. «В Грузии мы больше не могли оставаться, — писал он, — нас бы не пощадили...» Вахтанг желал лично побеседовать с Петром и добиться основательной военной помощи для спасения грузинского народа.
В преданной Вахтангу многочисленной свите находился и шестидесятисемилетний старец Сулхан-Саба Орбелиани.
Всего лишь восемь лет назад Саба, перенесший столь тяжкие испытания, вернулся на родину из своего длительного путешествия по Европе.
Полностью избавившись от иллюзорных надежд на помощь со стороны западных держав, Вахтанг прочно и окончательно связал свою судьбу с судьбой Российского государства. В этом решении его поддерживал Саба Орбелиани. Как Вахтангу, так и Саба союз с Россией представлялся единственным надежным путем спасения страны.
«Когда мы отправились в Россию, — рассказывает сам Вахтанг, — шестидесятисемилетний старец Саба по своему обыкновению не пренебрег любовью отца нашего и дяди, а также нашей преданностью и сопровождал нас с тремя братьями и двумя племянниками».
В составленном Вахтангом списке своей свиты (1724) упоминается «сын князя Саба, его брат Зосиме, оба — монахи-послушники, с пятью слугами и одним сыном азнаура».
Приехав в Москву, Сулхан-Саба поселился, конечно, у Дареджан: царевна была единственным близким человеком в огромной и чуждой ему столице.
Дареджан была последней оставшейся в живых представительницей большой когда-то семьи царя Арчила. Отец ее, мать и братья умерли один за другим. Почти с детства была Дареджан оторвана от родины. И только неустанная деятельность по укреплению русско-грузинских отношений, заботы о грузинской культуре, покровительство эмиграции скрашивали ее печальное одиночество.
От царя Арчила Дареджан достались в наследство два дворца: один в центре Москвы-Голицынский дворец, другой— на окраине столицы, в селе Всехсвятском. Здесь 30-31 января 1722 года, царевна торжественно принимала возвратившегося после шведской войны Петра. В ее дворце был устроен пышный маскарад.
В том же дворце Петр и Дареджан совещались о будущих путях Грузии, в частности, об участии грузинского войска в походе против Персии. Во Всехсвятском остановился сейчас для краткого отдыха и Сулхан-Саба. Он все еще рассчитывал в ближайшие дни выехать в Петербург с письмами царя Вахтанга.
В документах коллегии по иностранным делам Саба упоминается только однажды, 6 (17) ноября 1724 года; других документов, проливающих свет на его пребывание в Москве, пока не удалось обнаружить. А между тем оно затягивалось и, очевидно, надолго. Саба заболел. О поездке в Петербург нечего было и думать. Выпавшие на долю старика испытания оказались свыше его сил.
26 января 1725 года сердце великого грузинского патриота перестало биться. Через два дня, 28 января, скончался Петр I. Сохранилась следующая приписка очевидца на «Словаре» Орбелиани: «Саба скончался в 1725 году, января 26, вечером, в Великой Москве, во Всехсвятском, во дворце Арчила, и был погребен там же в церкви, повелением, иждивением и в присутствии царевны Дареджан».
Вахтангу VI не пришлось воздать последних почестей своему воспитателю; оплакать престарелого Саба выпало на долю Дареджан, дочери его любимого дяди Арчила.
Всехсвятское, где похоронен Сулхан-Саба Орбелиани, стало исподволь значительным культурным центром грузинской эмиграции в России. Здесь с 1699 года жил царь Арчил, здесь же протекала его плодотворная литературная деятельность. Позже здесь развернули свою деятельность его сын Александр, первый фельдцейхмейстер русской артиллерии, сподвижник Петра I, знаменитый историограф Вахушти Багратиони, многие члены семьи Вахтанга, и в частности — Бакар.
Достаточно назвать имена таких деятелей грузинской культуры, как Иосиф Самебели, Христофор Гурамишвили, Николай, Димитрий и Зосиме Орбелиани (братья Сулхана-Саба), Эрасте Туркестанишвили, поэты Мамука и Фома Бараташвили, Димитрий Саакадзе, Мамука Гурамишвили, Давид Гурамишвили и многие другие, чтобы понять, какое огромное значение имел этот центр не только для проживающих в России грузинских эмигрантов, но и для всей Грузии, для ее культурной жизни.
В сороковых годах XVIII столетия (1743) во Всехсвятском впервые была напечатана грузинская Библия и другие книги.
Грузинские эмигранты знакомили свой народ с лучшими произведениями русской литературы, церковной, научной, художественной, военной и пр., переводили и с грузинского языка на русский, внося таким образом вполне реальный вклад в дело сближения русского и грузинского народов.
Где же все-таки искать могилу Сулхана-Саба? Очевидно, в склепе или в ограде Всехсвятской была воздвигнута «иждивением» царевны Дареджан уже после смерти Саба на том месте, где стояла полуразрушенная и запущенная церковь князей Милославских. Поскольку во Всехсвятском других храмов не было, очевидно, Саба был погребен в склепе старинной церкви, там, где в тридцатых годах XVIII столетия был построен храм, стоящий и поныне.
Таким образом, место последнего упокоения Саба оказалось под указанной церковью в селе Всехсвятском, в ограде которой погребены поэты Мамука Бараташвили — грузинский Буало, первый грузинский драматург Георгий Авалишвили (умер в 1850 г.), поэт Димитрий Багратиони, Димитрий Цицишвили и другие.
Свою беспокойную жизнь Сулхан-Саба Орбелиани посвятил всю до последнего вздоха делу объединения и возрождения родины. Он подвергался тяжким преследованиям со стороны современного ему общества, которое мстило мыслителю за его политические и литературные взгляды. И, как Данте Алигьери, ему пришлось испытать «горечь чужого хлеба».
Он много ездил по свету, видел Исфагань, Рим, Париж, Стамбул и Москву — политические центры тогдашнего мира — и нашел место последнего упокоения в московской земле.

Автор статии - Георгий Леонидзе;
Материал взят из книги – «Сулхан-Саба Орбелиани. Путешествие в Европу», Тбилиси 1975 г.