Ученые, исследующие вопросы этногенеза того или иного народа, прежде всего пытаются выяснить территорию и время его формирования, языковую принадлежность, антропологический тип, этническую культуру.
Кавказ населен как коренными, исконными кавказцами, так и пришлыми, мигрировавшими этносами. Неавтохтонные этносы поселились на Кавказе давно, и с течением времени они стали такими же кавказцами, как народы местного происхождения. Среди таких кавказцев Северного и Южного Кавказа сегодня можно назвать тюркоязычные и ираноязычные народы: азербайджанцев, кумухов, балкарцев, карачаевцев, осетин. Осетины живут как на Северном Кавказе, так и на Южном, в частности в Грузии. На территории Грузии осетинский этнос расселился довольно поздно, с середины XVII века (Топчишвили 1997, Топчишвили 2009, Topchishvili 2009). Осетины мигрировали сюда с гор Северного Кавказа. Установлено, что ираноязычные осетины не являются древнейшими исконными обитателями Кавказа.
В осетинской историографии предпринимаются попытки перенесения даты обоснования осетин на Кавказе (и в частности в Грузии) на весьма стародавние времена. Более того, обнаруженную здесь материально-археологическую культуру различных эпох объявляют принадлежностью ираноязычного народа, т. е. принадлежностью предков осетин. Возьмем, к примеру, так называемую кобанскую археологическую культуру. Все более или менее известные исследователи сходятся в том, что кобанскую культуру создали исключительно кавказцы и что ираноязычные аланы-осетины не имеют к ней никакого отношения. Для иллюстрации сказанного приведем отрывок из труда археолога В. Кузнецова: «На очерченной территории «скифского выступа» обитали (как и в горной зоне) аборигенные племена кобанской культуры, сформировавшейся еще в доскифское время (нижний хронологический рубеж – XII в. до н. э.) и генетически не связанной ни с древнеиранским миром вообще, ни со скифами в частности». «Согласно М. П. Абрамовой] TJ/TT6 1, и в сарматскую эпоху, т.е. III в. до н. э. – IV в. н. э., течение этнических процессов зависело от их приуроченности к той или иной ландшафтной зоне Центрального Кавказа: в горах продолжали обитать племена позднекобанской культуры, характеризующейся устойчивостью древних традиций…» (Кузнецов). Однако осетинские ученые упорно заявляют, что их предки в те времена уже были обитателями Кавказа и что кобанская культура создана именно ими.
Творцы мифологем истории особенно активизировались в последние два-три десятилетия. Цель очевидна: найти захвату чужих территорий историческое обоснование. Кроме того, они настаивают на том, что именно здесь, как на территории Северного, так и Южного Кавказа, произошел этногенез осетинского народа.
Где же реально произошло формирование осетинского этноса? Какие этнические компоненты слились вместе? У осетинских и русских ученых, работающих по этой проблематике, такой ответ на первый вопрос: на Кавказе. А относительно периода этногенеза осетин их версии радикально расходятся: одни связывают этот процесс с появлением на Кавказе аланов, другие более архаизируют его, считая предками современных осетин сарматов и скифов. Иначе говоря, начальный этап формирования осетинского народа эти ученые связывают с появлением на Северном Кавказе скифов в VII веке до н. э. В то же время антропологи и лингвисты подчеркивают, что пришлое ирано-язычное население «наслоилось» на местных обитателей Кавказа, т.е. осетинский этнос является преемником не только пришлых ираноязычных аланов, сарматов и скифов, но и аборигенов Кавказа. Современный осетинский этнос, без сомнения, содержит местный кавказский элемент, но следует доподлинно установить, когда, при каких обстоятельствах происходило внедрение местных кавказцев в ираноязычное единство: обуславливало ли смешение кавказских и ираноязычных масс формирование нового этноса или просто-напросто имела место ассимиляция одним, уже давно сформировавшимся этносом других народов?
В теории этнологии известны два вида этнических процессов: 1) этногенез и 2) этническая история. Первый подразумевает возникновение нового языкового единства, нового этноса в результате смешения двух или нескольких этносов. Второй охватывает всю дальнейшую историю этноса, в ходе которой в один этнос инфильтрируются, внедряются представители другого этноса. Этого процесса не избежал ни один существующий в мире этнос, в том числе и пришедший на Кавказ ираноязычный аланский этнос, абсолютными языковыми и этническими преемниками которого являются осетины. Все авторитетные ученые, в разное время касавшиеся вопроса этногенеза осетин, в один голос заявляют, что осетины – это те же аланы, потомки аланов.
Наш подход к этногенезу и этнической истории осетин заключается в следующем: надо четко разграничить этногенез аланов-осетин и этническую историю осетин, те этнические процессы, которые на протяжении веков сопутствовали осетинскому этносу. Поскольку исследователи сходятся в том, что осетины – потомки аланов, то заранее следует подчеркнуть, что этногенез аланов-осетин, так же как и всех других ираноязычных народов, произошел не на Кавказе; на Кавказе протекал процесс слияния, этнической ассимиляции представителей местных этносов с ираноязычной массой, сформировавшейся в Средней Азии и на ее сопредельных территориях и затем укоренившейся в указанном регионе. Здесь же следует заметить, что на определенном этапе истории с аланами-осетинами ассимилировались не только кавказцы, но и монголоидное население (только неизвестно, кто именно: гунны, монголы или ногайцы), и подобное слияние нельзя рассматривать как явление этногенеза, поскольку это был обычный этнический процесс, умещающийся в рамки этнической истории.
Наше заключение относительно этногенеза аланов-осетин и их этнической истории, опирающееся на все те источники, в которых они упоминаются, освящено также и в предыдущей части этой книги, что этногенез ираноязычных аланов, непосредственных предков современных осетин, произошел на территории Средней Азии. Ареал их первоначального расселения простирался от Гиндукуша и Гималаев до Волги. Упоминаемые в источниках «горы аланов» – это те же горы Мугоджары Южного Урала (территория нынешнего Казахстана). Что касается аорсов, согласно источникам, они были локализованы южнее аланов, у реки Сырдарья. Часть оставшихся в древних поселениях аланов, известных под тем же названием – аланы, но со временем отюркившихся, обитала в Средней Азии до конца X века. Кочевые племена аланов впервые упоминаются в китайских источниках II века до н. э., и, согласно последним, ареал их расселения не выходит за пределы восточного побережья Каспийского моря. В поле зрения классических авторов аланы впервые попадают только в I веке нового летоисчисления, после того, как они начали кочевать по европейским просторам Евразии, отделившись от азиатских аланов.
С I века нового тысячелетия аланы интенсивнее стали перемещаться на запад, кочуя в степях нынешней Южной России и Украины. С конца IV века н. э. аланы фактически теряют указанный ареал обитания.
Своего рода переломной вехой в истории аланов явились 70-е годы IV в. н.э., когда в ареал их кочевания (с Северного Прикаспия до Азовского моря) стали вторгаться гунны, что повлекло за собой перемещение аланов. Одна часть аланов вместе с гуннами и различными германскими племенами отправляется в набеги на Западную Европу; другая часть расширяет ареал своего кочевания до Дуная; третья поселяется в низменной части Северного Кавказа, где создает государственное образование, с которым грузинское государство имело длительные отношения. После нашествия гуннов аланы расселяются не только на северокавказской низменности, но и вместе с частью гуннов – савиарами - в горах Северного Кавказа, в Приэльбрусье. Здесь с аланами (осетинами) непосредственно граничат грузинские горцы – сваны и абхазы.
Обитавшие в долинах Северного Кавказа аланы в раннее средневековье были соседями тюркоязычных хазар и кипчаков. Аланы жили также в Крыму, соседствуя, до вторжения монголов, с обитавшими в Крыму и Северном Причерноморье готами. В эти же века местом зимовья аланов являлась Меотия (Приазовье). Что касается южных и северных рубежей, до монгольского нашествия с аланами на севере граничили кипчаки, а с юга – черкесы. Местом обитания тогдашних кипчаков являлись именно те земли, на которых между I-IV веками (до вторжения гуннов) жили аланы.
Распространенное в историографии мнение о том, что «Дарьял» – алано-осетинское слово, означающее проход к территории, населенной аланами, не соответствует истине. На самом деле государство равнинных (степных) аланов-осетин находится довольно далеко от Дарьяла, приблизительно в 10 днях пешей ходьбы. «Дарьял» - название, данное этому месту иранцами, которое действительно означает проход в страну аланов. Возникновение этого названия было обусловлено тем, что в то время аланы были единственным на Северном Кавказе народом, имевшим государственное образование. Другие, местные кавказские этносы, преимущественно запертые в горах, были мало известны иностранным авторам.
Новый перелом в жизни аланов-осетин начинается после монгольского вторжения. Несмотря на продолжительное сопротивление аланов, монголам все-таки удалось сломить их. Они разбили также кипчаков, живших к северу от аланов-осетин, и отныне ареал расселения обоих этих этносов радикально меняется. В ХIII веке аланы-осетины по-прежнему оказывают сопротивление монгольским завоевателям, хотя с середины этого века уже началось заселение ими (аланами) горных районов Центрального Кавказа. Миграция основной части аланов-осетин в горные ущелья Кавказа произошла в XIV-XV веках (здесь мы не имеем в виду дигорцев – потомков аланов, пришедших в горы в результате вторжения на Кавказ аварцев в VI веке – после  558 года. В этот же период в западном нагорье Северного Кавказа, к западу от аланов, расселились гунны-савиры). После этого равнинные аланы-осетины («степняки») становятся горцами, осваивая территории местных, кавказских горцев, смешиваясь с ними и с ногайцами (народом частично монгольского происхождения). В языковом плане побеждает аланский (осетинский) язык иранской группы, а в сфере этнической культуры – местная кавказская культура.
Этнические процессы продолжались еще долгое время после миграции аланов-осетин в горы Кавказа, подтверждением чему служит ассимиляция ими в XVI-XVII веках грузинских горцев – двалов. Более того, по свидетельству самого осетинского ученого Б. Калоева, еще каких-то три-четыре поколения назад жители двалетского ущелья Заха (граничит с Трусо) были двуязычными – они говорили и на осетинском, и на грузинском языке, – что свидетельствует о продолжительном течении здесь этого процесса. Доказательством картвельского происхождения коренного населения Захского и других ущелий Двалети является и множество местных грузинских микротопонимов.
Аланы смешались со многими этносами евразийского пространства, в частности с европейцами, и лишь малая часть тогдашнего довольно многочисленного народа аланов нашла окончательное пристанище в горах Кавказа.
На протяжении всего средневековья где только ни обитали аланы-осетины – от Амударьи до Дуная (где поныне живут потомки овенгерившихся аланов). Однако ни один источник не фиксирует аланов в Грузии. До вторжения монголов крайней южной точкой расселения аланов являлись предгорья Кавказа, т. е. полоса между гор и равнин. Тот участок нагорья Северного Кавказа, который позже заняли аланы, до них населяли народы местного, кавказского происхождения, в том числе и грузинские горцы – двалы. Хотя, надо сказать, на протяжении всех средних веков аланы-осетины имели разного рода интенсивные отношения
с грузинами. Установлено, что на территории как исторической, так и современной Грузии аланы появились довольно поздно: в Двалети, которую во 2-й половине XX века осетинские ученые окрестили Центральной Осетией, они поселились в XVI-м, а в нагорье Шида Картли – с середины XVII века. Постольку, абсолютно безосновательны мифологемы, согласно которым ираноязычные аланские (сарматские) племена являются коренным населением Грузии и что грузины отняли у них территорию Шида Картли, которая якобы должна именоваться Сарматией. Исходя из существующих источников совершенно очевидно, что ареалом расселения аланских племен являлись южнорусские степи и Южная Украина, довольно удаленные от северокавказских степей. До вторжения гуннов аланы вели исключительно кочевой образ жизни – у них не было постоянных жилищ. Существовали они за счет разбойничества и грабительских походов на другие народы. С этой целью они нередко нанимались в услужение чужестранным правителям. Питались аланы мясными и молочными продуктами. Их переход к земледелию начался только на рубеже IV-V веков, после того, как они осели в долинах Северного Кавказа. Подобно другим кочевникам, у аланов не было постоянного молельного места (строения). Они молились воткнутому в землю кинжалу. Перешедшие к оседлому образу жизни аланы со временем принимают христианство, но формально. После переселения в горы у них произошла фактическая реанимация древних верований (язычества) (Топчишвили 2008, Топчишвили 2009).
Для иллюстрации вышесказанного приведем цитаты разных авторов:
«Во II в. до н. э. на берегах Каспийского моря жили сарматы, а во II н. э. это была восточная окраина союза племен, возглавленных аланами, которых около 158 г. хунны оттеснили на запад, за Волгу» (Гумилев 2002: 284).
«Под натиском народов, двигавшихся в западном направлении (сначала гуннов, позднее монголов и других), аланы со временем были постепенно оттеснены в горные районы Кавказа, где они под именем осетин проживают до сих пор» (Алемань 2003: 8).
«Аланские горы – это, по-видимому, горы Мугоджары в степях Казахстана, естественное продолжение Южного Урала к северо-востоку от Каспийского моря. Аланорсы, конфедерация алан и аорсов, возможно с «неарийскими» народами аланами-скифами, живут севернее этой Скифии, к востоку от Волги; аорсы и их соседи асиоты, с другой стороны, обнаруживаются снова слишком далеко, около яксартов, народа у Сыр-Дарьи» (Алемань 2003: 151).
Блестящий знаток этносов евразийских степей Лев Гумилев в труде, посвященном хазарам, говорит об их соседях в VII-VIII веках. Позаимствуем цитаты и у него: «Гузы на востоке, мадьяры на севере, аланы и булгары (черные) на западе не всегда были друзьями хазар». «…Но эти степи были не нужны уграм и аланам, обитавшим в роскошных злаковых степях между Кубанью и Доном» (Гумилев 2002:388).
Еще одна цитата: «… первым народом, принявшим на себя гуннский удар, оказались аланы-танаиты. Со времен Птолемея, поместившего это племя «у поворота реки Танаис», все древние авторы непременно отводили ему территории между Северским Донцом и Днепром. То есть земли в европейской части Сарматии, а вовсе не тогдашней Азии – между Доном и Кубанью» (Коломийцев 2005: 117).
Таким образом, совершенно очевидно, что этногенез осетин, т. е. их предков аланов, произошел очень далеко от Грузии – на территории Средней Азии. Хотя, у них не было постоянного ареала расселения. Они кочевали сначала по среднеазиатским просторам, затем – в степях Евразии, а кавказцами они стали значительно позже, в IV-V веках, но не горскими, а равнинными кавказцами.
Иранизация кавказцев происходила только в предгорных долинах, а не в горах. С VIII века в предгорной полосе на смену аланизации пришла тюркизация. Физический же тип и этнографическая культура современных осетин сформировались в горах только в XIV веке, что было обусловлено переменой этносферы и ландшафта указанного народа: «Окончательное оформление физического облика осетин, их этнографической культуры происходит в XIV в.  (на что указывают обильные материалы из склепа в Дзивгисе, раскопанного в 1982 г., но, к сожалению, пока не опубликованного), но это происходит уже не в предгорной равнине, а глубоко в горах и более не связано с этноязыковой иранизацией» (Кузнецов). Несмотря на это, осетинские ученые продолжают упорно доказывать читателю, что, хотя осетины и являются ираноязычным народом, формирование их этноса произошло в стародавние времена именно в кавказском пространстве вследствие смешения местных кавказских и ираноязычных групп.
Ныне осетины являются кавказцами. Не только потому, что они живут на Кавказе, но и потому, что, как это достоверно установлено, у них этническая культура была и есть кавказская, особенно это касается их материальной культуры и хозяйственного быта. И это вполне понятно, поскольку указанные компоненты этнической культуры формируются в основном под влиянием природно-географической среды.
Так же как и для любого другого этноса, для этногенеза и этнической истории осетин первостепенное значение имеет язык. Сегодня осетинский язык находится в окружении неиранских языков. Кавказ же никогда не являлся ареалом формирования ираноязычных этносов. Как мы уже не раз подчеркивали выше, территория их первоначального расселения (не только аланов-осетин, но и других ираноязычных народов) была локализована в Средней Азии и прилегающих к ней районах. Со временем ареал расселения ираноязычных племен, особенно кочевников, менялся. С течением веков их кочевое пространство (и территория оседлого местожительства) сменилось степями Евразии. Все ученые единогласны в том, что упоминаемые в источниках II века до н. э. и позднейших периодов аланы являются предками осетин (хотя некоторые ученые ошибочно рассматривают такими же предками последних скифов и сарматов). Данный тезис разделяем и мы, хотя добавим, что современные осетины не представляют собой абсолютную «копию» исторических аланов. С пришедшими на Кавказ аланами смешались («наслоились») различные кавказские и некавказские этносы. Данное обстоятельство позволяет ряду ученых говорить о формировании в кавказской среде нового этноса.
В научной литературе аланов нередко принимают за ираноязычные племена сарматского происхождения. С нашей точки зрения, данный вопрос еще заслуживает скрупулезного исследования: являются ли аланы прямыми потомками кочевавших в евразийском пространстве сарматов или они совершенно другое, просто родственное им племя? Общность происхождения сарматов и аланов, возможно, соответствует действительности, но аланы не являлись одним из сарматских племен. В последнее время эту проблему исследовала Е. Галкина, которая вообще исключает сарматство аланов (Галкина 2005). Аланы под своим названием сформировались в Средней Азии. В евразийское пространство они пришли на рубеже старого и нового летоисчислений, хотя и после этого часть аланов продолжала обитать в Средней Азии. Если сарматы и аланы являлись одним этносом, тогда почему у них были разные названия? Общеизвестно, что в Северном Причерноморье и в степях Северного Кавказа сарматы сменили скифов в III веке до н. э., аланы же в северных участках Прикаспия и Приазовья появились на рубеже тысячелетий. Вместе с тем, как установлено, скифы и сарматы были хотя и родственными, но различными этносами: «Скифы, конечно же, доводились последним [сарматам. – Р. Т.] родней, но все же это были два разных этноса. Любой историк без труда укажет десятки различий в обрядах, оружии и внешнем облике скифов и сарматов. Археологические исследования показывают – не было постепенного вытеснения сарматами скифов, как и не было медленного поглощения одной культуры другой» (Коломийцев 2005: 63). Следовательно, с III века до н. э. скифы исчезают из ареала своего расселения. Так каким же образом современные осетины оказываются и их потомками?
О том, что предки осетин аланы были вытеснены на Кавказ под натиском азиатских орд, – об этом еще давно писала «Британская энциклопедия» (автор статьи Э. Минз). В статье подчеркивается, что аланы и, соответственно, их кавказские потомки – осетины – не являлись кавказцами и что они стали таковыми в результате засилья разных завоевателей: сначала гуннов, а затем монголов. Советская историческая энциклопедия также сообщает о том, что в II-IX веках аланы кочевали в долинах Северного Кавказа, на территории между нижним течением Дона и Южным Уралом.
В. Абаев и многие его предшественники большое значение в этногенезе осетин придавали нартскому эпосу. В. Абаев писал, что аланы пришли на Кавказ не только со своим языком, но и со своим эпосом, и заключал, что в этногенезе осетин участвовало два компонента: пришлый, иранский и местный, кавказский (данное явление мы рассматриваем только в рамках этнической истории, а не этногенеза. Этнос, с которым смешивается другой этнос, но
который сохраняет свой язык, естественно, не превращается в новый этнос, а только заимствует некоторые элементы культуры этого другого этноса).
В. Абаев всегда подчеркивал, что там, куда пришли аланы, до них уже обитало коренное население. Для иллюстрации сказанного, наряду с другими языковыми данными, он приводит и топонимы. В то же время осетинский ученый отмечал, что нет никаких свидетельств того, что эти аборигены вымерли либо куда-то мигрировали. Правда, существуют и иные, отличные от друг от друга гипотезы: 1. К моменту прихода аланов местного населения на той территории уже не было, а если и было, то очень малочисленное; 2. Коренного населения было гораздо больше, нежели мигрантов (Абаев 1967: 21).
Привилось, прикрепилось ли пришлое иранское языковое единство к единому этническо-языковому населению или носителям разных языков – данный вопрос тоже является спорным. В. Абаев утверждает, что в языковом плане кавказский элемент был разрозненным и пестрым. Одним из субстратов он считал двалов (туалов). Более достоверными сведениями о доаланском населении мы не располагаем, – пишет В. Абаев. Относительно данного тезиса осетинского ученого мы хотим сделать следующие комментарии: 1) во-первых, бесспорно, что двалский элемент вошел в осетинский этнос. Однако В. Абаев не дает лингвистическую характеристику двалов. Он просто признает их этносом, говорящим на одном из иберийско-кавказских языков. Здесь мы ничего не говорим о том, что двалы, согласно всем грузинским источникам, были грузинскими горцами, говорящими на одном из грузинских диалектов. Во-вторых, и это главное, – ко времени прихода в Двалети осетины представляли собой уже сформировавшееся этническое единство. С осетинами смешался оставшийся на месте грузинский элемент, точнее говоря, пришлое ираноязычное единство ассимилировало коренных грузинских горцев, и этот процесс – этнический синтез – следует рассматривать только в контексте этнической истории, а не этногенеза; 2) В. Абаев в более ранних своих трудах, в частности в монографии «Осетинский язык и фольклор», особо указывал на наличие в осетинском языке картвельского субстрата: наиболее значительным пластом он считал занский элемент, а следующим – сванский (Абаев 1949: 323-330). В современном осетинском языке он вообще не находил вайнахский субстрат. Но в дискуссии по вопросам этногенеза осетин, состоявшейся в г. Орджоникидзе, он даже вскользь не упомянул указанные лингвистические факты.
Таким образом, картвельский (занский и сванский) субстрат является прямым свидетельством того, что с пришедшими в горы Кавказа осетинами смешались картвельские языковые группы. Кроме собственно Двалети, двалы, по всем сведениям, обитали и в Алагирском и Дигорском ущельях. Тот факт, что у двалов и занов было много общего, в исторической науке уже достаточно аргументирован (Топчишвили 2009:1997, Топчишвили 2009: 44-65 ). Проблемы этногенеза осетин касался и Е. Крупнов (Крупнов 1967), оценивший как «золотые слова» заключение В. Абаева о том, что в формировании осетинской этноязыковой культуры кавказский элемент участвовал не только как посторонний, чужой фактор, но и как внутренний, органический фактор, как «подоснова», на которую наслоился иранский. Но вопрос в том, когда произошло это наслоение, смешение. Было ли это в период кобанской культуры, как полагают Е. Крупнов и некоторые другие археологи? Конечно, нет. К сожалению, эти исследователи интерпретируют археологический материал обособленно, без учета исторических источников. Со всей категоричностью заявляем: наслоение аланского элемента на местный кавказский не имеет никакого отношения к древнему археологическому материалу, и иранская принадлежность кобанской культуры – полный нонсенс.
Например, Е. Крупнов отмечал, что наслоение иранского на кавказский было сравнительно новым явлением, начавшимся в раннее средневековье, и что оно свершилось не сразу, не единовременно, а продолжалось довольно длительный период, приблизительно на протяжении десяти веков – с эпохи гуннов до эпохи монголов включительно. По нашему мнению, смешение аланов с местными кавказцами после набегов гуннов произошло и в долинах Кавказа. Е. Крупнов разделяет мнение некоторых осетинских ученых, безапелляционно заявляющих, что иранизация равнинных районов Северного Кавказа началась с первого же вторжения сюда скифо-сарматских племен, т. е. в VII-VI веках до н. э. Хотя там же отмечает, что это смешение не носило массовый характер и что истоки иранизации некоторых кавказских групп восходят к этому периоду. Не исключено, что археологический материал указанного периода действительно позволяет доказывать смешение скифо-сарматов с местным населением. Но какое отношение имеет данное обстоятельство к вопросу смешения аланов с кавказцами?
Никакого! Речь идет о тех аланах, которые появились вблизи северных рубежей Кавказа, на территории между Азовским морем и Северным Прикаспием в начале нового тысячелетия. Или кем установлено, что произошла иранизация местных кавказцев? Ведь не существует источников, свидетельствующих об этом. Вместе с тем, прилегающие к Центральному Кавказу равнины вообще никогда не являлись ареалом кочевания скифов и сарматов. Е. Крупнов продолжает свое рассуждение: на рубеже IV-III веков до н. э. и позднее через весь Северный Кавказ пронеслись более мощные волны «степняков» – ираноязычных сарматов. Они продолжили иранизацию кавказских долин, которую в I веке н. э. завершили аланы (Крупнов 1967: 40). Но автор противоречит самому себе, подчеркивая, что данный процесс не был молниеносным, стремительным и однократным, для иллюстрации чего приводит следующее: характерные для аланов катакомбы в горах, особенно в Осетии, не появляются раньше VII века.
Окончательный же вывод автора состоит в том, что иранизация Центрального Кавказа не могла произойти ранее середины I тысячелетия. Мы можем прокомментировать суждение Е. Крупнова так: если катакомбы действительно были характерны для аланов и эти погребения появляются на Центральном Кавказе в VII веке, тогда почему автор не делает прямой вывод о том, что в Западной Осетии, т. е. в Дигории, (наряду с территорией Балкарии) аланы появились с VII века? Какой ответ дают осетинские авторы на заключение Е. Крупнова? Те осетинские авторы, которые ищут алано-осетинский элемент и в Грузии с VII века до н. э.?
Позитивная сторона тезиса Е. Крупнова состоит и в том, что он не рассматривает кобанскую культуру как алано-осетинскую, но считает, что язык носителей кобанской культуры был «перекрыт» (подавлен) языком пришлых аланов. В этом он ищет ключ этногенеза осетин. Тот же Е. Крупнов полагает, что нельзя говорить о теории пришлости осетин, поскольку, хотя осетины в лингвистическом плане и являются иранцами, но в культурном и антропологическом отношении они – типичные кавказцы. Какова логика этого вывода автора? Логики никакой. Если основным носителем этноса является язык, если иранцы пришли (а это действительно так!), тогда следует признать и пришлость осетин. Что касается антропологического типа, то прежде всего надо выяснить, насколько сильно антропологически отличались обитавшие сначала в северокавказских степях, а затем пришедшие в горы аланы от кавказцев. И те, и другие – типичные представители европеоидной расы. Пришедшее на Кавказ чужое языковое единство, кроме смешения, безусловно, претерпевало внутреннюю трансформацию. Ведь это смешение произошло не сразу и не окончательно (раз и навсегда). Мигранты имели продолжительные этнокультурные контакты с местными горскими жителями. И еще: рассуждая об антропологическом типе, исследователи забывают одну немаловажную деталь – осетинам присущи ярко выраженные монголоидные признаки. Так что, от остальных кавказцев они отличаются и этими признаками и не аналогичны им. Отсюда вывод: аланы навязали кавказцам не только язык. Они пришли на Кавказ большой массой, во всяком случае, в зоне стыка и смешения с местными кавказцами – будь то в долине или в горах - мигранты явно превосходили аборигенов в численности. До сих пор никто не обращал внимания на то, какой характер носило заселение аланами Кавказа – будь то степей и долин Северного Кавказа под натиском гуннов, или предгорья и нагорья Центрального Кавказа под натиском монголов. Неужели местное население не оказывало им никакого сопротивления? Если численность этих местных жителей, в силу каких-то причин, не была сокращена по крайней мере вдвое, разве так легко они уступили бы аланам ареал своего расселения? Конечно же, нет. Тем более что имеем прецедент продвижения аланов на юге, в Двалети. Аланы-осетины своими разбойными набегами вынудили двалов покинуть исконное местожительство и искать пристанище в разных историко-этнографических краях Грузии, после чего сами без труда обосновались на их селищах. Аналогичная ситуация повторилась в нагорье Шида Картли. Теперь что касается культуры. На формирование культуры, в первую очередь материальной, и хозяйственного быта того или иного этноса преимущественно влияют природно-географическая среда и контакты с соседями. К сожалению, это немаловажное обстоятельство фактически никто не принимает во внимание. Вполне закономерно, когда пришлое, причем численно превосходящее языковое единство осваивает, перенимает местную культуру, особенно материальный и хозяйственный быт, что в меньшей степени касается духовной культуры. То, что пришедшие в горы аланы-осетины значительно преобладали над местными кавказцами, подтверждается и нартским эпосом. Созданный в степях нартский эпос аланы принесли с собой и в горы и, главное, не забыли его, поскольку при смешении с кавказцами они представляли собой довольно мощный компонент, во всяком случае, местные жители явно не доминировали в численном отношении над мигрировавшим ираноязычным этническим единством.
По свидетельству Е. Крупнова (Крупнов 1967: 40-41), средневековые осетины антропологически почти не отличались от черкесов, кабардинцев и других аборигенов края, несмотря на явное языковое различие. Интересно, на основании каких параметров Е. Крупнов и ученые-антропологи, на сведения которых он опирается, устанавливают принадлежность средневековых погребений тому или иному этносу? Принадлежат ли костные останки и краниологический материал этих захоронений осетинам, черкесам, кабардинцам или другим кавказцам? Содержат кости указание на этничность покойника? Почему-то многие исследователи не учитывают того, что на Северном Кавказе на протяжении длительного периода в силу различных факторов этносы – в том числе и вышеупомянутые – нередко меняли ареал обитания. В то же время, если заглянуть в любую энциклопедию или справочную литературу, обнаружим, что аланы-осетины и этносы адыгского происхождения в антропологическом плане неоднородны. Таким образом, Е. Крупнов заблуждается, когда в этногенезе осетин ведущим субстратом считает кавказский элемент, а не пришлый иранский.
Е. Крупнов разделяет тезис В. Абаева о том, что этногенетический процесс осетин протекал на основе кавказского субстрата, что подтверждается данными археологии, антропологии, этнологии, т. е. в этногенезе осетин участвовал кавказский элемент. Его заключение таково: одно из скифо-сарматских племен – аланы – смешались с местным автохтонным населением и передали ему свой язык. По нашему мнению, главный вопрос все-таки состоит в том, когда и на какой территориальной единице происходило это.
Ответ таков: данный процесс протекал в Дигории с VII века, а в Восточной Осетии (Алагири, Куртаули, Тагаури) – с XIII-XIV веков. Вышеуказанные же авторы переносят этот процесс в глубь истории.
Думается, очень важно решить: следует ли рассматривать смешение ираноязычных аланов-осетин с местными кавказцами как факт этногенеза или этнической истории? Наш предварительный ответ на этот вопрос однозначен: конечно, как факт этнической истории, поскольку в результате смешения мы не получили нового языка, победил язык пришлого этноса, а местное этническое единство не оставило сколько-нибудь заметного следа в мигрантах. С этнической точки зрения эти контакты должны рассматриваться исключительно как факты этнической истории. По мнению В. Абаева, кавказская среда в лингвистическом отношении была многообразна. Соответственно, в археологической (материальной) культуре Центрального Кавказа I тысячелетия до н. э. – I тысячелетия н. э. археологи выделяют три локальных варианта, на основе чего, в свою очередь, заключают, что указанная территория являлась ареалом расселения трех различных племен или племенных групп (Кузнецов 1967:44). Заключения лингвистов и археологов находят прямое подтверждение в археологических и письменных источниках. На всем протяжении I тысячелетия н. э. в центральной части Северного Кавказа существовали различные материальные культуры, вошедшие в осетинский в качестве субстрата. Эти данные прямо указывают на то, что осетины действительно пришли сюда в I тысячелетии н. э. (естественно, в данном случае подразумеваются горные и предгорные участки Центральной Осетии). Если на указанной территории жили представители единого осетинского этноса, то в I тысячелетии н. э. мы должны были иметь здесь одну, а не несколько различных материальных культур.
Тут мы должны вернуться к одному вопросу. Все исследователи однозначно признают, что дигорский диалект осетинского языка архаичнее иронского. По заключению В. Абаева, дигорский диалект содержит переходные языковые нормы от древнего иронского к современному иронскому диалекту, т. е. для дигорского говора характерны древние нормы. Это обстоятельство В. Кузнецов объясняет двумя миграционными волнами аланов на Кавказе, из которых первая (дигорская) хронологически более ранняя, а вторая (иронская) – более поздняя.
Поэтому язык дигорских осетин, являющихся ранними мигрантами, затиснутыми в труднодоступных горах, сохранил большую архаичность. Это соображение подтверждают грузинские источники (и другие данные). Осетины, живущие в восточной части Центрального Кавказа (Алагири, Куртаули, Тагаури), поселились здесь довольно поздно, с конца XIII-го, а в основном в XIV-XV веках. Говор алагирских осетин, в отличие от западных (дигорских) осетин, длительное время формировался в долинах Северного Кавказа. Дигорские аланы-осетины мигрировали с равнин в горы в VI-VII веках. Согласно грузинским источникам, граница аланов-осетин с грузинами проходила именно в этой горной полосе (они соседствовали с Абхазией и Сванети). Эти сведения также делают безосновательными тезис различных ученых о древнейшем (якобы с незапамятных времен) обитании аланов-осетин в нагорье Центрального Кавказа.
К сожалению, эти сведения, намеренно или ненамеренно, обходят стороной осетинские ученые, работающие по проблемам этногенеза и этнической истории осетин.
Для изучения проблемы с этой точки зрения весьма ценные сведения содержит «Армянская география», согласно которой аланы живут за Дигорией, в области Ардоз Кавказских гор, откуда проистекает река Армна, направляющаяся на север и пересекающая бескрайние степи. В тех же горах к востоку от ардозцев живут различные народы, в том числе двалы и цанары, «в земле которых [цанар] находятся ворота Аланские». Таким образом, и согласно «Армянской географии» аланы обитали только в окрестностях Дигории, а в восточной части Центрального Кавказа их не было. И, что самое примечательное, Дарьял (тот же Дариалан) находится на земле цанар – грузинских горцев. Это еще одно указание на то, что Тагаурское, Куртатское и Алагирское ущелья в VII веке являлись ареалом обитания местных кавказцев, а не аланов-осетин. До вторжения монголов этническая ситуация здесь фактически оставалась неизменной. По заключению В. Кузнецова, эти сведения подкрепляются и археологическими данными. В I тысячелетии н. э. аланы жили в области Ардоз (как свидетельствует «Армянская география»), т. е. в долинах Осетии, на равнинной территории. Более того: согласно В. Кузнецову, в то время аланы были расселены не только в краю Ардоз, в осетинских долинах, но и на более обширной территории – от Пятигорья до Грозного (Кузнецов 1967).
Таким образом, согласно «Армянской географии», из двух родственных групп аланского племени в VII веке одна (западная) обитала в горах – в Ашдигоре, другая (восточная) продолжала жить в долинах Ардоза. Примечательно, что среди осетин многочисленной была именно эта, вторая группа, долгое время обитавшая на равнине и пришедшая в горы Кавказа гораздо позднее.
Осетинские ученые часто отмечают, что осетины происходят от скифов, вторгшихся на Северный Кавказ в VII веке до н. э. По мнению В. Кузнецова, это явление не повлекло за собой массовую иранизацию центральной части Северного Кавказа, а значит, этническая ситуация тогда не изменилась (Кузнецов 1967: 66). Более того, с VIII века н. э. в предгорных степях Центрального Кавказа и на Ставропольской возвышенности вследствие миграции тюрков процесс аланизации сменился тюркизацией. В тот период значительная часть аланов переместилась отсюда в верхнее течение рек Дон и Донец (Кузнецов). В XI-XII веках в восточной части Прикубанья – в ареале расселения аланов – начался второй этап тюркизации. Именно в результате этого процесса в начале XII века в Нижнем Архызе (ущелье Большого Зеленчука) была упразднена Аланская епархия. С рубежа XI-XII веков в указанной части Алании уже преобладают кочевники. Этногенез осетин связывает со вторжением на Кавказ в VII веке до н. э. иранского элемента Ю. Гаглойти. Известно, что, согласно Геродоту, скифы пришли и на Южный Кавказ. Несмотря на то, что большинство авторов признают вторжение скифов сюда (на Южный Кавказ), а отсюда в Переднюю Азию по Дербентской дороге, Ю. Гаглойти все же утверждает, что они проникли сюда по перевалу Центрального Кавказа – через Дарьял и что якобы потомками этих самих скифов являются живущие на Южном Кавказе, т. е. в Грузии, осетины. Ю. Гаглойти говорит также о синхронном расселении скифов на Северном Кавказе: «Таким образом, до появления сармато-аланских племен на Северном Кавказе уже обитала большая группа скифских племен. Их смешение с аланами и растворение в аланской среде свидетельствует о том, что скифский элемент представляет собой один из главных компонентов, вошедших в состав осетинского этноса» (Гаглойти 1967: 76).
Этот тезис Ю. Гаглойти всего лишь следствие идеи фикс. На основании чего он заключает об обитании скифов на территории Северного Кавказа или о «растворении» скифов в аланах, непонятно. Ю. Гаглойти высказывает предположение, которое затем выдает за аксиому, за непреложный факт. Почему? С какой целью? А с той, чтобы отнести этногенез осетин, их расселение на Кавказе к максимально отдаленным временам. Вместе с тем Ю. Гаглойти отодвигает в глубь истории и появление аланов в горах Северного Кавказа, датируя это явление I веком н. э. Ю. Гаглойти считает, что этногенез осетин прежде всего был результатом длительного внутреннего развития на Северном Кавказе скифо-сармато-аланских племен. Соответствует ли это действительности? Конечно, нет! Современные осетины действительно являются непосредственными потомками смеси мигрировавших на Северный Кавказ в конце IV века н. э. аланов и кавказцев. У осетин нет ничего общего со скифами и сарматами. Никакими источниками не подтверждается то обстоятельство, что скифы обитали на Кавказе, тем более в горах и на Южном Кавказе.
Эти суждения Ю. Гаглойти основаны только на навязчивой идее выдать желаемое за реальное с тем, чтобы «состарить» расселение осетинского этноса на Кавказе. Ю. Гаглойти делает одно заключение: иранские племена застали на месте население иберийско-кавказского происхождения, которое они ассимилировали, и приняли участие в этногенезе осетин (Гаглойти 1967: 87). «Мы имеем основание полагать, что языковая ассимиляция иберийско- кавказских племен началась с появлением на Северном Кавказе скифов, и этот процесс завершился в основном с приходом алан-сарматов» (Гаглойти 1967:87). Этнограф Б. Калоев также отмечал, что этнографический облик современных осетин формировался на протяжении веков в результате взаимодействия и органического синтеза двух этнических и культурных традиций: кавказской и североиранской (скифо-сармато-аланской). И этот автор подчеркивал то обстоятельство, что этногенез осетин произошел в глубокой древности и что в пришлом североиранском компоненте обязательно подразумевается не только аланский, но и скифский и сарматский субстрат.
О том, что осетины не были аборигенами Кавказа, свидетельствует и нартский эпос. В ряде сказаний часто фигурирует ловля нартами рыбы в больших реках и в море. Согласно этнографическому материалу, горские осетины поклонялись божеству рыб и рыбаков – Донбеттыр, в честь которого устраивались ежегодные празднества и в тех горных районах Северной Осетии, где рек вообще не было. По данным того же Б. Калоева, топонимы явно указывают на участие в этногенезе осетин кавказского компонента. Многие названия горной Осетии, говорит он, нельзя объяснить посредством осетинского языка (и разных кавказских языков), что несомненно указывает на древний кавказский субстрат (Калоев 1967: 107; Цагаев 1967; Цагаева 1971). То есть, мы обнаруживаем еще одну тенденцию: стремление осетинских ученых к тому, чтобы этим субстратом не был какой-либо из живых кавказских языков. Здесь же еще раз отметим, что В. Абаев видел в осетинском языке прежде всего занизмы и сванизмы. Этот материал, к сожалению, абсолютно игнорируют осетинские ученые, занимающиеся вопросами этнической истории своего народа.
Особое внимание хотим заострить на соображении В. Виноградова, который фактически развенчивает положение Ю. Гаглойти, совершенно безосновательно связывающего этногенез
современных осетин со скифо-сарматским периодом и утверждающего, что в VII-III веках до н. э. они прочно обитали в нагорье Центрального Кавказа. С полной категоричностью В. Виноградов заявляет (и его позиция подкреплена историческими и археологическими материалами), что ничем не аргументирована версия обитания в скифо-сарматскую эпоху ираноязычного народа в нагорье Центрального Кавказа, тем более в окружении автохтонного населения, и что первые ассимилировали вторых.
Надо сказать, что античные авторы (Геродот, Страбон, Плиний и др.) имели весьма смутное представление о кавказских регионах, в частности о Центральном Предкавказье. Их сведения о той или иной группе кавказцев в большинстве своем ошибочны или приблизительны. В. Виноградов справедливо замечает, что древние историки и географы, как правило, меньше интересовались этногенетическими проблемами варваров.
Скифы, кочевавшие в степях Предкавказья, в VII веке до н. э. не раз преодолевали Главный Кавказский хребет и вторгались на его южные склоны. Несколько позднее, в VI-V веках до н. э., скифы и родственные им савроматы (сарматы) установили первые контакты с коренными жителями ущелий и хребта (причем чаще посредством локализованных между ними этнических групп). Но поселились ли они в лесистом предгорье или тем более в горах? У археологии нет на этот вопрос положительного ответа. Памятники быта тех времен, оставшиеся от местных кавказских племен, полностью принадлежат кобанской культуре. В. Виноградов подчеркивает, что ни один могильный комплекс на территории Кабардино-Балкарии и Северной Осетии не имеет никакого отношения к этническим скифам и савроматам. Несколько образцов подобных скифских памятников известны только в пунктах предгорной равнины, расположенных на пути скифо-сарматского военного маршрута и благоприятных для ведения кочевого хозяйства. На основе археологической культуры указанного периода можно говорить лишь об умеренном влиянии здесь скифо-сарматской культуры, а не об этой культуре вообще.
Согласно заключению В. Виноградова, в VII-IV веках до н. э. в лесистом предгорье Осетии и Балкарии жили только настоящие кобанцы – для археологов это бесспорная истина. Какие сведения письменных источников свидетельствуют об обитании в высокогорье Кавказа скифских племен, на которые опирается Ю. Гаглойти? В. Виноградов считает лишенным всякого основания тезис осетинского автора об обитании на Кавказе ираноязычных племен – остатков скифских орд – «исединов», «меланклов», «саудхатов», «дандариев». Племена под этими этнонимами в действительности были локализованы не в Кавказских горах, а очень далеко от них. Ю. Гаглойти, произвольно интерпретируя источник, утверждает, что Плиний локализует исединов «в высоких горах Кавказа», по соседству с колхами (Виноградов 1967:180). На самом деле Плиний вообще не дает локализацию исединов на собственно Кавказе. То же можно сказать о дандариях и меланклах. Поэтому В. Виноградов полностью опровергает тезис о проникновении в горные и предгорные районы Центрального Кавказа значительных масс скифов и исключает, что до прихода сюда сарматов и аланов процесс ассимиляции местных племен был завершен.
Теперь относительно сарматов: в III веке до н. э. большой мир «степняков» выбрал местом постоянного обитания Предкавказье, что подтверждается письменными источниками. Но где именно находилась «долина сарматов» на Северном Кавказе? Где они граничили с автохтонным населением? Во всяком случае, по свидетельству В. Виноградова, это не была предгорная лесная полоса. Сарматы остановились у довольно отдаленных рубежей Предкавказья. В Верхнем Прикубанье они расселились между реками Лаба и Кубань, в бассейне Терека и Сунджи – до реки Сунджа, а в Предкавказье они не продвинулись дальше северных окраин территории нынешних Кабардино-Балкарии и Северной Осетии. В горных районах в указанную эпоху продолжала существовать кобанская культура, и в здешних памятниках сарматский элемент встречается лишь изредка и фрагментарно. Бесспорно, тут обитали кавказцы, имевшие собственные культурные традиции, хотя некоторые элементы были заимствованы ими из сарматской культуры. Однако говорить об их ассимиляции иранцами не приходится. Тот же Страбон этнически различает горцев Центрального Предкавказья от сарматов. Более того, по мнению В. Виноградова, между горцами и ираноязычными сарматами кочевал еще какой-то народ («набианы и панксаны») _ очевидно, местное равнинное племя, испытавшее сарматизацию. Согласно тому же В. Виноградову, сарматская культура равнинных районов эпохи до нашей эры отличается от сарматской культуры начала нашей эры, связанной именно с этническими аланами, появление которых здесь датируется I веком н. э. Исходя из археологических материалов топографию катакомбных погребений аланов можно датировать I-IV веками н. э. Аналогичные памятники того же периода в горах Северной Осетии и Кабардино-Балкарии не встречаются. В горах по-прежнему распространены традиционные кавказские могильники, принадлежащие традиционной кавказской культуре. Апеллируя к В. Виноградову, еще раз подчеркнем, что в горных и предгорных районах Центрального Кавказа местное население тогда еще не было ассимилировано. В тот период налицо взаимоотношения ираноязычного населения и горцев, причем, отношения равноправных (толерантных) с этнической и культурной точек зрения соседей. Памятники их материальной культуры очень просты и явно отличаются друг от друга (Виноградов 1967:185).
Таким образом, выясняется, что ареалом первоначального расселения предков осетин аланов являлся не Кавказ, а территория Средней Азии. Аланы – не автохтонный кавказский этнос. Они пришли сначала на равнины, а затем в горные и предгорные районы Кавказа, будучи уже всесторонне сформировавшимся этносом. Поэтому утверждение ряда ученых о том, что этногенез аланов-осетин произошел в результате синтеза пришедших на Кавказ аланов и местных кавказцев, не соответствует исторической реальности. Бесспорно, что местное кавказское население действительно смешалось с пришлым ираноязычным единством.
Что же это было за явление? Полагаем, что это были исключительно этнические контакты местного и пришлого этносов, не выходящие за рамки этнической истории. Несмотря на смешение, пришлое ираноязычное единство не утратило своей этничности и языка, оставшись тем же алано-осетинским этносом.
Постольку указанное явление ни в коем случае нельзя рассматривать как факт этногенеза: это был чисто этнический процесс, не повлекший за собой возникновение нового этноса. Естественно, с приходом на Кавказ алано-осетинский этнос сменил целый ряд характеристик культуры, традиций и быта, и эта перемена не была однократной. Первый раз эта трансформация имела место на рубеже IV-V веков, когда аланы-осетины перешли от кочевого образа жизни к оседлому, что прежде всего подразумевало параллельное освоение кочевниками-животноводами земледелия. Во второй раз этническая культура аланов-осетин претерпела изменения, когда под натиском монгольских завоевателей они, степняки, оказались оттесненными в горы.
Естественно, данное обстоятельство радикально повлияло на их хозяйственный быт и материальную культуру. В определенной мере трансформировалась и духовная культура аланов-осетин: от христианства они вновь вернулись к прежним традиционным верованиям. Из степей они взяли с собой в горы и нартский эпос, подтверждающий тот факт, что формирование алано-осетинского этноса произошло не в горах, а на равнине, в степях. Таким образом, пришедшее на Кавказ алано-осетинское единство не претерпело этнических изменений. Основной показатель этничности – язык – у среднеазиатских мигрантов существенно не изменился. Происходило лишь внедрение (инфильтрация) различных этнических единиц в алано-осетинский этнос, что мы ни в коем случае не можем рассматривать как этногенезный процесс, поскольку это был обычный, характерный для этнической истории процесс. Аналогичные этнические отношения были присущи почти всем этносам, за исключением народов-изолятов. Что касается этнической культуры, естественно, она изменилась под влиянием новой, непривычной природно-географической среды, а также с переходом от кочевничества к оседлости. С возникновением новых традиций, быта и культуры не произошло и не могло произойти формирование нового этноса. Язык аланов-осетин существенно не изменился, этнос выжил, сохранил себя (речь идет только о той группе аланов, которая обосновалась на Кавказе и формирование которой произошло вдали от Кавказа, в Средней Азии (в Приаралье), в то время как здесь осуществился этногенез и других ираноязычных этносов).
Никакой критики не выдерживает гипотеза о том, что осетины являются потомками не только аланов, но и скифов и сарматов. Это беспочвенное соображение не подтверждается ни одним историческим или археологическим материалом. Сарматство аланов абсолютно исключает Е. Галкина (Галкина 2005). Современные осетины являются непосредственными преемниками аланов, продвинувшихся на рубеже IV-V веков с севера – с евразийского пространства – в степи (равнины) Кавказа, где они ассимилировали несколько местных кавказских этносов. Обитателями Кавказа (кавказцами) аланы-осетины являются шестнадцать веков, а не две тысячи пятьсот лет, как это хотят представить тенденциозные авторы (История ... 1959: 31).
В науке существует только общее положение о том, что на Кавказе аланы смешались с этническим единством или единствами местного иберийско-кавказского происхождения. Кем конкретно были эти кавказцы, неясно. Судя по всем имеющимся данным, основную часть этого местного населения составлял картвельский слой. Делать такое заключение нам позволяет то обстоятельство, что, во-первых, значительное количество топонимов нагорья северной части Центрального Кавказа можно объяснить посредством грузинского языка (много грузинских топонимов в Алагире, а особенно в исторической Двалети (Цагаева 1971). Во-вторых, мы разделяем бесспорное соображение В. Абаева о том, что в современном осетинском языке выделяются два слоя субстрата – занский и сванский. В-третьих, значительным аргументом в пользу присутствия картвельского элемента в горах Центрального и Западного Кавказа служит археологическая культура, известная в науке под названием кобанской культуры, являющейся своеобразным вариантом колхской культуры. Еще одним немаловажным аргументом в пользу вышеуказанного соображения является тот факт, что до последнего времени на Северном Кавказе компактные поселения имели западногрузинские горцы – сваны.
У осетин, без сомнения, имеются тюркская и монголоидная примеси. Смешение тюркоязычного этноса, по всей видимости, произошло в Дигории. Вероятно, указанный процесс произошел здесь раньше, во время взаимоотношений с савиарами и кипчаками, когда последние дали начало соседнему балкарскому этносу. На конференции, посвященной вопросам этногенеза осетин, известные антропологи избегали открыто рассуждать о монгольской примеси осетин. В личных беседах об этой примеси не раз говорил академик Малхаз Абдушелишвили. На первой сессии этнографов, состоявшейся в Институте этнологии, в ответ на вопрос историка Цховребова об антропологическом типе осетин академик М. Абдушелишвили подтвердил существование монголоидных признаков среди представителей осетинского этноса (широкие, выступающие скулы и т. д.). Просто надо выяснить, с каким монголоидным этносом (гунны, монголы, ногайцы) имели контакты аланы-осетины и в какой степени (в количественном соотношении) произошло это смешение. Предположительно, в этом смысле наиболее частые отношения с аланами имели гунны, оставившие особый след на Кавказе. На протяжении определенного периода истории они фактически доминировали на равнинах Северо-Восточного Кавказа. В научной литературе высказано соображение (Гадло 1979: 152), что «царство гуннов» по своему этническому составу было довольно сложным. Гуннский элемент растворился в ираноязычном окружении и был поглощен древним местным населением, поскольку с приходом в Предкавказье гунны имели довольно тесные и многосторонние контакты с аборигенами.
Таким образом, мы считаем, что монголо-тюркские примеси аланов-осетин являются следствием их смешения именно с гуннами. Эти контакты датируются VI-VII веками н. э. И, наконец, вопросы этногенеза и этнической истории осетин тесно связаны с вопросами осетинской миграции в Грузию. Ничего неясного в связи с миграцией осетин в Грузию нет, но ввиду того, что происходит целенаправленная фальсификация истории, искусственная архаизация миграции осетин, объявление одной из грузинских этнографических единиц – двалов – осетинами, поэтому установление вопросов реального этногенеза и этнической истории осетин находится в прямой связи с интересующим нас вопросом. Осетин и их предков аланов на территории Грузии до позднего средневековья не было, а тем более в VII веке до н. э. они не приходили сюда в лице скифов, как это утверждают фальсификаторы истории.

Автор статии - Роланд Топчишвили;
Материал взят из книги – «Кавказоведческие исследования», Тбилиси 2011 г.